Виталий Вавикин - Суккубус

– Я вас знаю?

– Это не важно.

– Что все это значит, Дэнни?

– Делайте, что он хочет, мистер Лерой.

Фредерик повернулся к Бруно.

– Вас послала она, да? Себила?

«Кадиллак» вздрогнул, трогаясь с места.

– Скажите ей, что я уже принял решение.

– Вот сами и скажите, – Бруно улыбнулся и похлопал его по плечу.

Пауза. Страх.

– Уберите от меня свои руки!

– Успокойтесь.

– Не трогайте меня! Я никуда не поеду! Слышите?! Шофер! Шофер, черт тебя побери! Останови машину! Слышишь?! Немедленно останови машину!

Паника. Борьба на заднем сиденье.

– Помоги мне, Дэнни! Помоги же мне!

– Не сломай ему шею, Бруно.

– Чертов предатель! Дэнни! Я уволю тебя! Я сгною тебя в тюрьме!

Крики. Пыльная дорога. Тяжелые ворота. Негритенок. Себила Леон.

Закрытые двери. Звон ключей. Картины. Тишина.

Бруно налил себе выпить.

– Почему он замолчал, Дэнни?

– Не знаю.

– Что она с ним делает?

– Просто верь ей.

– Как ты?

– Как я…

Картины. Фредерик зажмурился, чтобы не смотреть на них. Свет. Солнце…

– Слишком ярко!

– Всего лишь день, Фредерик. Открой глаза. Тебе нечего бояться.

– Нет.

– Значит, ты все еще помнишь?

– Помню.

– Тогда почему ты решил снять оковы, раб?

– Потому что… Потому что я больше не боюсь тебя.

– Так открой глаза и докажи мне это.

– Нет.

– Значит, ты все еще боишься.

Фредерик вздрогнул. Руки Себилы легли на его плечи.

– Почему ты решился на это? Зачем нужно было вставать на моем пути? Разве я дала тебе не все, о чем ты мечтал? Разве не оправдала твои ожидания?

– Я хочу стать свободным.

– Ты знаешь, я не могу позволить тебе этого. Твоя дорога, Фредерик – это всего лишь часть пути. Не ты начал его, и не тебе его заканчивать.

– Отпусти меня.

– Я дам тебе еще один шанс.

– Пожалуйста.

– Не будь дураком, Фредерик. Не заставляй меня искать тебе замену. Служи мне, научи своих детей служить и детей своих детей, и я прощу твою минутную слабость.

– Нет.

– И твоя жена простит. Не заставляй ее отдаваться другому.

– Все уже давно отдано, – Фредерик открыл глаза и повернулся к Себиле. – Ваши деньги больше не принадлежат вам. Я сам сделал свою жизнь. Сам! И я больше не раб! Нет! Я – хозяин!

– Ты всего лишь лицо на стене, Фредерик. Всего лишь картина.

– Ты не посмеешь!

– Ты даже не знаешь, что тебя ждет.

– Отпусти меня.

– Слишком поздно.

Фредерик отступил назад. Выход был где-то здесь. Он знал это. Дверь. Где же эта чертова дверь? Картины. Они кругом. Повсюду. И голоса солдат. Их лица. Дыхания. Глаза. Эти безумные глаза!

– Я уже убил вас однажды!

Солдаты оставили своих жертв. Клинок. Где же клинок в его руке?! Только плоть. Только сжатые кулаки и дрожь в ногах. И солдаты. Неестественно, не подчиняясь времени, они приближались к нему какими-то странными рывками, то замирая, то мгновенно преодолевая расстояние в несколько шагов. И жертвы. Нет. Это уже не были жертвы. В том же хаосе, где время утратило стройность и первозданный порядок, жертвы поднимались с пола, волоча за собой вываливающиеся внутренности. Их конечности с перерубленными костями, висевшие на сухожилиях, извиваясь, тянулись к горлу Фредерика. Он отступал, подчиняясь законам свихнувшегося времени. Шаг – пауза. Шаг – зловонное дыхание обжигает лицо. Шаг – он падает. Пауза. Боль. Пол слишком холодный. Пауза. Ветер. Он продувает мозги в расколовшемся черепе. Пауза. Кровь. Густые капли падают на пол. Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап. Пауза. Тело скованно немотой. Чьи-то пальцы роются в его голове. В его мозгах. Пауза. Кровь. Пауза. Пальцы проникают глубже, в самый череп. Пауза. Пустота. Холод в зияющей ране. Ошметки раздавленного мозга и капли крови падают на пол. Пауза. Кап-кап. Кап-кап… Пауза… Кап-кап. Кап-кап… Пауза… Пауза… Пауза…

Вечер. Брендс остановил «Паккард», вылез из машины. Мимо, сверкая розовыми пятками, пробежал негритенок и и словно какое-то дикое животное, нырнув в заросли шиповника, скрылся.

– Билли? – голос Себилы. – Мне нужно с тобой поговорить, – она взяла его под руку. – Не возражаешь?

– Нет.

Закат окрасил небо в бледно-розовый цвет. Ветер раскачивал сочные бутоны роз и гардений.

– Как дела у Марджи?

– С ней все будет в порядке.

– Это хорошо.

– Да. Она сильная.

– Билли?

– Да?

– Сегодня день больших перемен, Билли. Фредерик Лерой, муж Ивоны… думаю, ему нужна замена.

– Он умер?

– Сошел с ума, Билли.

– И что теперь?

– Теперь я предлагаю тебе занять его место.

– Почему я?

– Потому что тебе это под силу. Ты станешь миллионером, Билли. Ивона выйдет за тебя замуж, родит тебе детей. Ты станешь хозяином этого города. Ты, твои дети и дети твоих детей.

– У меня уже есть жена.

– Подумай об этом, Билли.

– Я всего лишь писатель.

– Значит, мне придется поговорить об этом с Дэнни. Как думаешь, фамилия Маккейн достаточно благородна для того, чтобы править десятками тысяч людей?

– Думаю, фамилия здесь не имеет значения.

– Да. Ты прав. И вот еще, Билли, когда будешь в городе, привези ко мне жену Дэнни. Не хочу, чтобы из-за нее возникли проблемы.

– Проблем не будет.

– Ты уверен?

– Я позабочусь об этом.

– Хорошо, Билли. Думаю, Дэнни будет не против. Можешь забрать эту женщину себе. В конце концов, твои руки – это не самое худшее, что может случиться с ней после развода. Но помни, Билли, если ты решишь оставить ее, то я должна буду первой узнать об этом. Потому что никто не должен стоять у нас на пути. Никто.

Утро. Свет бьет сквозь плотно задернутые шторы. Биатрис. Кларк смотрит, как она спит. Изучает ее.

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Он улыбается. Вспоминает ее голос, слезы. Белые волосы рассыпаны на пуховой подушке. Она что-то шепчет во сне. Веки вздрагивают.

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Она любит его. Дико. Страстно.

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Ровное дыхание вздымает полную грудь. Капли засохшей крови украшают большие соски. Бурые пятна, оставленные грубыми пальцами, ожерельем покрывают шею. Боль. Маленькая шлюшка заслуживает большего. Но не сегодня. Смерть – это благо, великий дар, прекращающий страдания… Кларк курит. Она любит его. Он ненавидит ее. Она верит ему. Он презирает ее. Она хочет его. Он хочет видеть ее страдания. Их страдания. Всех. Каждого. Он никого не любит. Они презирают его. Ему не жалко их. Двуногие твари. Хнычущие, лживые, самовлюбленные до безобразия. И это не безумие. Это реальность. Как шрамы на теле. Вот слезы – это безумие. В них нет правды. Страх. И еще страдания. Лишь они приблизят нас к небу…

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Почему людям нравятся тираны? Откуда в них этот благоговейный трепет? Да. Душа. Она хочет очиститься. Плачь грешник, Кларк знает, в чем твоя суть. Страдай, кричи! Ибо в боли твое спасение. Лишь боль не умеет врать. Лишь она подарит тебе царство небесное…