Виталий Вавикин - Суккубус

В эту ночь Поллак, как и всегда, знал, чего он хочет. Денег. Деньги и власть – вот что делает тебя сильным в этом мире. Все остальное относительно.

Лейтенант Бизли, одетый в штатское, протянул для рукопожатия волосатую руку.

– Мистер Поллак.

– Лейтенант.

Темнота скрывала их лица. Тема разговора была давно известна. Дэн-ни и Пит стояли чуть поодаль. Деньги Себилы. Пять тысяч. Они жгли Дэнни карман.

– Вы рассмотрели наше предложение, мистер Поллак? – спросил судью лейтенант.

– Рассмотрел, – слишком уклончивый ответ, чтобы повисшая пауза не действовала на нервы.

Лейтенант Бизли достал конверт.

– Здесь пять тысяч, мистер Поллак.

– У нас слишком маленький город, Бизли.

– Город растет.

– Сомневаюсь, что на данном этапе ему нужен публичный дом.

И снова пауза. И снова тишина и игра нервов.

– Мистер Поллак, – Дэнни сделал шаг вперед.

– Кто это? – спросил лейтенанта судья.

– Это друг Питера Самерсхеда.

– На мой взгляд, это лишние уши и глаза.

– Этот парень приехал из Чикаго, мистер Поллак.

– Не каждый в Чикаго сутенер или гангстер. Даже в семье Капоне есть добропорядочные граждане. Они меняют фамилию и живут нормальной жизнью.

Бизли пожал плечами и протянул конверт. Поллак смотрел на него, но не спешил брать.

– Я понимаю ваши сомнения, – Дэнни подошел ближе. – Слишком большая ответственность за такие небольшие деньги, – он забрал у Бизли конверт, достал из кармана еще пять тысяч. – Теперь здесь десять тысяч, мистер Поллак. И, поверьте мне, это только начало. Город вырастет быстрее, чем ваши дети озвучат свои претензии на ваше наследство.

– Не трогайте моих детей, мистер из Чикаго.

– Деньги и власть, мистер Поллак! Подумайте об этом.

Судья посмотрел на деньги, на Дэнни, на Бизли.

– Лейтенант.

– Да, мистер Поллак?

– Ваш новый друг либо слишком глуп, либо чертовски умен. Предупреждаю, глупцов в этом городе я не потерплю, – он забрал у Дэнни деньги. – Подумайте об этом на досуге, мистер из Чикаго.

Дэнни не ответил. Пит сделал шаг назад, мечтая лишь об одном – раствориться в густой темноте и никогда не существовать, по крайней мере, в этой реальности, где ночь такая темная, а будущее такое зыбкое.

Билли Брендс лежал в кровати не в силах заснуть. Лунный свет бил в незашторенное окно, наполняя комнату своей желтизной. Гарольд храпел на соседней кровати. Громко храпел, но причиной бессонницы Брендса был вовсе не храп. Себила Леон. Завтра вечером они вернутся в ее дом, и Гарольд расскажет ей о том, что Брендс ослушался ее указания.

– Ты не ее раб, Билли, – Брендс вздрогнул, услышав этот голос. Знакомый голос. Женский. Идеально чистый, кристаллизованный концентрат невинности и порока. Способный очаровать как святого, так и самого безнадежного грешника.

– Кто здесь? – Брендс прислушался, надеясь, что слух сыграл с ним злую шутку.

Но нет. Голос повторился:

– Ты не рад мне?

– Ламия?

– Да. Так ты пожелал назвать меня.

Брендс сел на кровати. Протер глаза. Женщина. Идеал. Эталон красоты. Она стояла перед ним. Обнаженная, желанная.

– Как ты оказалась здесь?

– Я всегда была рядом.

– Я думал, ты принадлежишь дому Леон.

– Я принадлежу тому, кто меня создал.

Брендс отвел глаза от безупречной наготы.

– Я не нравлюсь тебе?

– Нравишься.

– Тогда не стоит стыдиться своих желаний, Билли.

– Я не стыжусь.

– Но ты напуган.

– Долорес – в ней течет кровь художника.

– Ты боишься ее?

– Я боюсь, что она отнимет у меня то, что я создал.

– Меня?

– Да. Тебя.

– Тогда ты поступил очень глупо. Гарольд обо всем расскажет мадам, и она пошлет кого-нибудь другого.

– Что я могу…

– Много, Билли. Со мной очень много, – женская ладонь прикоснулась к щеке Брендса. – Посмотри на меня. – Брендс поднял глаза. – Мы должны остановить его, Билли.

– Как?!

– Вместе, – женские губы сложились для поцелуя. Брендс отстранился. – Ты поможешь мне? – Тишина. – Ты поможешь мне…

Гарольд всхрапнул и перевернулся на бок. Прикосновение. Нежное, ненавязчивое прикосновение. Сон отступил. Веки вздрогнули. Ночь. Желтый лунный свет. Женщина… Гарольд протер глаза. Длинные черные волосы. Широко расставленные высокие груди…

– Кто ты?

– Кто я? – нежный голос. Порочный и невинный.

– Чего ты хочешь? – Гарольд вспомнил, что не одет. Вспомнил излишки веса.

– Чего я хочу? – женщина улыбнулась. Красивая улыбка от губ до бесовских огоньков в глазах.

– Это Брендс придумал, да?

– Брендс?

– Знаю, что он, – Гарольд натянул на грудь одеяло. – Думает, что сможет задобрить меня. Сколько ты стоишь?

– Я бесценна, Гарольд.

– Ну, точно! Брендс! Иначе откуда тебе знать мое имя?

Женщина не ответила, улыбнулась, повела хрупкими плечами.

– Вот только не пойму, где этот писака отыскал такую красоту в этом захолустье? – Гарольд сел, продолжая прикрываться одеялом. – У тебя есть имя?

– Выбери любое.

– Пусть будет Джанет.

– Хорошо, Гарольд. Теперь я – твоя Джанет.

– Когда-то давно я знал одну женщину по имени Джанет… – Гарольд запнулся, вспоминая стертое годами лицо. – Она была очень красива. Да. Очень красива…

Он закрыл глаза. Веселый смех. Яркое солнце. Блеск воды. Теплый песок. Женщина. Джанет. Настоящая Джанет, та, которую он помнил и любил. Ночь перестала существовать. Лишь только пляж и женщина, бегущая вдоль кромки воды. Ее дети. Еще совсем маленькие. Ее муж – брат Гарольда. И боль, которую ничто не может заглушить. Легкие, случайные соприкосновения. Ничего не значащие взгляды. Вечера возле камина. Семейный дом.

– Как такое могло произойти? – Джанет. Ее дрожащий голос. Они лежат в постели, где эта женщина зачала от его брата двоих детей. – Как, Гарольд? – она смотрит на него, касается его щеки. Ее кожа пахнет жасмином. Она прикрывает одеялом грудь. Щеки заливает румянец. Гарольд молчит. – Скажи хоть что-нибудь, – просит Джанет. Ее дыхание обжигает Гарольду лицо, она сбрасывает одеяло. Смущение. Бледные колени плотно сомкнуты. – Не бойся, – шепчет Джанет. – Твой брат ничего не узнает, – она сгибает колени, разводит в стороны. Боль. Она бьет в голове молотом страсти по наковальне сомнений. Виски пульсируют. Джанет! Джанет! Джанет… – Люби меня, Гарольд! – Вечера. Камин. Семейные ужины. Дети…

– Ты очень похожа на Джанет, – сказал Гарольд, разглядывая обнаженную женщину. Тени одна за другой ложились на ее лицо, усиливая сходство. – Я мог любить ее. Мог обладать ей.

Он поднялся с кровати, не стесняясь своей наготы. Годы. Они стерли воспоминания той ночи. Он сам стер все воспоминания. Осталась лишь боль. Боль и ненависть. И эта женщина. Она уже не была незнакомкой. Она стала Джанет из прошлого, лица которой Гарольд почти не помнил. Как и лица своего брата. Все было в прошлом. Но прошлое догнало его. Здесь, сейчас.