Алексей Пехов - Мастер снов

— Этот сон был показан не только для тебя, но и для меня. Теперь я — часть твоей жизни и связан с тобой.

— Понимаю, — ответила она кратко.

— Поэтому я должен сказать тебе то, о чем долго не говорил. Если буду молчать и дальше — это станет реальной угрозой для тебя, твоих друзей и родителей.

Хэл не отрываясь, смотрела мне в лицо напряженным, встревоженным взглядом. Ее волосы трепал прохладный ветер, пахнущий травой.

— Твой Фобетор хотел убить меня, вернее, перерезать горло — знак того, что я начинаю вредить тебе.

— О боги, Мэтт! — воскликнула она с легкой досадой. — Скажи уже прямо! А то мне становится не по себе.

— Я должен был сказать тебе сразу, но не смог. Я стал учить тебя, потому что ты влезла в мой дом, точно так же, как я когда-то забрался в номер Феликса. Ты показалась мне такой же, каким был я сам — заблудившимся, одиноким, растерянным. Я сделал для тебя то, что он сделал для меня.

Хэл улыбнулась, слегка расслабившись.

— Да-да, я догадалась о твоих глубоких родственных чувствах. Эффект перенесения, знаю. Но что в этом такого страшного?

— Ты такая же, как я, Хэл. Ты тоже дэймос.

Ее глаза распахнулись, зрачок расширился, заслоняя собой серую радужку, словно мы были во сне, а затем сузился до черной точки.

— Так вот почему ты наказал меня после того сна, — произнесла она очень тихо. — Поэтому не дал помочь той женщине с больным мужем… отобрал пуговицу. И ты все время лгал мне.

— Хэл…

Она отмахнулась и даже сделала шаг назад, глядя на меня с обидой и величайшим вниманием, словно хотела проникнуть в мои мысли.

— Рассказал про себя и Феликса. Про то, как опасна жизнь молодых дэймосов, которых убивают свои же. Как рептилии, которые жрут таких же, как они, чтобы вырасти побольше… Я же спрашивала тебя в самый первый день! Я просила сказать мне правду! А ты все время недоговаривал!

Я хотел возразить, но она резко подняла руку, открытой ладонью вперед, как будто запечатывая мне рот.

— Ты видел, как это важно для меня!.. Понимаю, ты постепенно готовил меня к этому знанию, но я… — Она усмехнулась горько, скользя взглядом по зеленым пейзажам вокруг. — Я по-прежнему не готова.

— Я не хотел, чтобы ты переживала и мучилась. Не хотел, чтобы постоянно чувствовала ошейник на горле, как чувствую его я.

Она отвернулась от меня, глядя на парк.

— И кто я? Потенциальный убийца? Морок?

— Черная гурия.

Хэл рассмеялась тихим, горьким смехом.

— И я могу быть опасна? Для своих друзей и родителей? Для брата?

— Да.

— Обо мне знают? Герард? Твой Пятиглав?

— Да.

— Смогут остановить, если я сделаю что-то?

Я утвердительно наклонил голову.

— Вот и хорошо.

— Хэл, послушай…

— Нет. — Она сбросила мою ладонь, коснувшуюся ее плеча. — Учитель всегда отвечает за преступления ученика. Ты не можешь доверять мне. Потому что я сама в себя не верю. И я не хочу, чтобы тебя заперли или вновь отправили на перековку. Я знаю, что это такое. Герард мне рассказал.

Она отступила на несколько шагов, глядя на меня блестящими глазами:

— Значит, тогда, в тот первый день, Пятиглав вызвал тебя из-за моего появления? Они беспокоятся. Считают, что я могу навредить. И в первую очередь тебе. Сделать нечто такое, из-за чего ты будешь вынужден убить кого-то или причинить боль. Я могу подтолкнуть тебя. Из-за меня ты можешь вернуться к жизни дэймоса.

Я всегда знал, что Хэл проницательна, но теперь она просто словно читала и озвучивала вслух мысли — не мои, всех членов Пятиглава.

— Нет ничего, с чем бы мы с тобой не смогли справиться, — произнес я в ответ.

Хэл повела плечами, сунула руки в карманы, а потом внезапно вновь повернулась ко мне, и на ее лицо легла тень.

— Я не хочу подвергать тебя опасности. И не хочу, чтобы из-за меня ты снова стал черным сновидящим. И снова влип во все это… Поэтому, Мэтт. Больше я не хочу разговаривать с тобой. И видеть тебя не хочу.

Девушка резко развернулась и стала спускаться вниз с холма. Голова с разлохмаченными локонами гордо поднята, короткая юбка колыхается над длинными ногами при каждом решительном шаге, тяжелые ботинки давят траву, и только куртка большего, чем нужно, размера жалко и растерянно съехала с ее плеча.

Учитель не может отказаться от ученика, но ученик всегда вправе покинуть учителя.

Я смотрел ей вслед и не двигался с места. Я прекрасно понимал, что уходила она не столько от меня, сколько от себя самой. Пусть идет. Теперь ей нужно время, чтобы побыть одной и осмыслить все. Принять себя такой, какая она есть.

Она вернется.

Не сможет не вернуться.

Мы всегда возвращаемся к тем, кто любит и принимает нас теми, кем мы являемся на самом деле. С кем не нужно притворяться, играя чужую роль. В этом нуждаются не только дэймосы. Все люди.

Болела голова.

В затылке стреляло, стоило лишь перевести взгляд в сторону. Поэтому Геспер предпочитал не шевелиться, сидя так, словно его позвоночник превратился в каменный столб, и смотрел прямо перед собой, стараясь пореже моргать — от движения век над глазами вспыхивали красные пятна. Вероятно, вследствие этого представитель Ареопага — в строгом костюме, с гладко зачесанными назад волосами молодой человек взирал на сновидящего с легким благоговением. Уж очень величественным, холодным и отстраненным выглядел целитель в золотой тоге.

А Геспер, стараясь лишний раз не наклонять голову, да и вообще не двигаться, гадал — будет ли ему легче, если попросить опустить жалюзи на панорамном окне, из которого открывался великолепный вид на Полис, залитый полуденным солнцем? Его лучи проникали и в приемную Ареопага, мерцая на полировке резной мебели, чертя яркие полосы на мраморном полу.

Потеря Леонарда давалась весьма мучительно. Но пока даже нечего было думать о восстановлении полного контроля над миром снов, надо было хотя бы прийти в себя, залечить собственные раны.

«Паршивец Аметил! — рассеянно размышлял эпиос, одновременно слушая младшего пресс-секретаря правительства. — Любой контакт с ним, даже добровольный, заканчивается либо дурным настроением, либо болью».

— Нас беспокоят происшествия последних недель, — продолжал между тем деликатно жужжать голос атташе. — Крушение поезда стало окончательным аргументом. И он вынуждает нас просить вашего содействия.

— Вы считаете, мы можем каким-то образом исправить положение? — спросил Геспер, слыша, как его собственные слова перекатываются в раскалывающейся голове, словно в пустой бочке.

Чтобы избежать этого побочного эффекта, он старался говорить тише, и собеседнику приходилось изо всех сил вслушиваться в его приглушенную речь, ловить каждое слово. Что также делало эпиоса более значимой фигурой в беседе, держащей оппонента в постоянном напряжении. Дешевый прием, которым целитель никогда не пользовался.