Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground

И у Маши стала проскальзывать мысль о том, что Гриша вовсе не её судьба. Такую — она ничем не заслужила! Ведь не сошёлся же свет клином на этом алкаше! Что может она ещё встретит того, другого, настоящего? И возможно там, на юге!

А почему она не может кому — то понравиться? Ведь разведённый мастер их цеха оказывает ей внимание: в столовой занимает для неё очередь и выписывает ей самую большую премию.

Правда, Машу всегда смущал его засаленный костюм и не глаженая рубашка. Всё — таки начальник. Должен следить за собой! Возможно, она даже поступилась бы этими своими принципами, но зарплата у мастера была меньше, чем у неё — передовика производства.

— Платья беру с собой дорогие. А там ещё пальмы, море и возможно душевная музыка, — представила она себе картинку южного рая с картинки из журнала «Работница». — Надо верить и надеяться!

Утром Мария растолкала ещё не проспавшегося мужа и заставила его проводить её с дочкой на раннюю электричку.

Хмурый с похмелья Григорий оговариваться не стал, донёс чемодан до платформы и даже чмокнул жену в шею, а, после отхода электрички, сразу зашел в привокзальный буфет и опохмелился. Придя домой и остро ощутив внутри себя какую-то гнетущую пустоту, он достал из шкафа коробку с новыми, замшевыми, чем — то провинившимися перед ним, туфлями жены и пропил их в том же буфете.

Ночевал он в вытрезвителе, а на другой день идти на работу счёл делом уже бесполезным и гудел потом ещё пять дней подряд, не помня где. Пока не закончились все оставленные ему женой деньги.

Вернувшись домой грязный и вонючий, всё же решив не пачкать белоснежную постель, он уснул на кухне на полу, вроде бы один, но на утро его разбудила какая — то собачка, лизавшая его нос, в надежде, что новый хозяин всё же её покормит. Пришлось поделиться с ней, с такой же никому не нужной, как и он сам, копченой костью из морозилки, такой холодной, что у Григория заныли зубы.

Он в сердцах выкинул кость во двор, выпихнул туда же собачку и пошёл на половину сестры.

— Во что ты превратился! — пыталась достучаться до сознания опустившегося брата Анна. — Ты же конченый человек! Неужели ты не чувствуешь, что твоё пьянство пожирает тебя? С какого горя ты пьёшь?

Но брат упорно отказывался её слушать.

— Есть вещи, которые невозможно объяснить, — начал было умную фразу Григорий, но замолчал, так и не найдя нужных слов, чтобы её закончить.

Анна кормила проголодавшегося после запоя брата, тщетно пытаясь наставить его на путь истинный: — Иди на работу, скажи, что понос у тебя был. А в больницу не пошёл потому, что боялся в «инфекцию» на двадцать один день загреметь, в ущерб производству!

Григорий поел молча, пошёл поспал, потом ещё раз поел у Анны, побрился, к вечеру пришёл на работу и сказал, что прогулял, потому что хоронил жену.

Он выглядел настолько искренним, что ему поверили, посочувствовали и даже выдали материальную помощь. Григорий всех поблагодарил и назавтра ушёл в недельный запой. А потом он узнал, что его уволили и просили зайти за трудовой книжкой.

Домой Григорий вернулся с подружкой — синячкой неопределенного возраста и занятия, с нечёсаной головой, в замызганных полосатых брюках и в собственном соку.

— Погода шепчет, займи, но выпей, — заглядывая в глаза Грише, изрекла она надтреснутым, прокуренным голосом. — Анюта, давай два рубля, братику опохмелиться треба, — дыхнула на Анну ужасным перегаром, смешанным с табачным дымом.

Возможно, этот тошнотворный букет так подействовал на Анну, что она с отвращением швырнула брату на лавку два железных рубля.

Григорий сверкнул в её сторону страшным взглядом, но всё же поднял раскатившиеся по траве деньги.

— Я все Маше напишу! — в сердцах пообещала ему Анна.

— Ага, напиши! Только адрес сперва узнай, — усмехнулся Григорий.

— А под забором цветёт лопух, а на заборе поет петух, — растопырив пальцы веером, пританцовывая по блатному, его подруга попылила за ним в сторону магазина.

— Мам, а это кто? — вытаращила от увиденного ужаса глаза, нежданно появившаяся во дворе, Рита.

— Да так, поганка какая — то, — Анна с досадой закрыла калитку на щеколду. — Что же делать-то? — нервно пульсировала в её мозгу не дававшая покоя мысль.

Вечером Анна с Ритой долго не могли заснуть из — за, доносившегося с Гришиной половины хохота, собравшейся там компании, который завершился матом и шумом пьяной драки. Лишь после звона разбитого оконного стекла, словно вонзившегося Анне в сердце, Гришины собутыльники расползлись по домам.

— Может к участковому сходить? — Анна перебирала в воспалённом мозгу всевозможные варианты. — Стыдно!

Да и Сергей спивается! Здоровенные мужики, а хуже маленьких детей. И я за них в ответе. И я не справляюсь!

Осведомитель полковника КГБ Чистякова сообщил, что накануне запойный алкоголик Истомин Григорий — брат Анны, бывшей любовницы Фильчикова, в привокзальном ресторане пытался продать старинный кулон с сапфиром.

— И всё таки майор Фильчиков! Не может быть, что бы Дувайкина Анна совершенно была не в курсе его дел. Сколько ещё, переданных им ей, ценностей она успела разбазарить? — все эти мысли вихрем пронеслись в голове Чистякова.

И он, убрав свои секретные папки в сейф и бросив все дела, под надуманным предлогом поехал железнодорожный посёлок, где обрывались следы злополучного вагона.

Посланный им на розыск Истомина Григория участковый инспектор, испуганно поморгавший в сунутые ему под нос служебные корочки полковника КГБ, полдня честно шерстил посёлковые притоны, а обнаружил Григория спящим в привокзальном туалете. Вместе с вошедшим по нужде мужиком, участковый отлепил от стены, привалившегося к ней Григория и волоком, как мешок, оттащил его почти бесчувственное тело в вызванную им патрульно — постовую машину.

Овеваемый из приоткрытого окна машины свежим ветерком, Григорий немного пришёл в себя, покрутил головой и, решив, что его везут в родной вытрезвитель, снова впал в пьяную дрёму.

Но в допросной спать ему быстро расхотелось. До него постепенно доходило, что он вляпался в какую — то неприглядную историю, вот только в какую он сразу понять не мог.

Его спитое лицо стало испуганным. В тусклом свете мутной лампы над головой Григорий затравлено озирался по стене, словно искал на ней подсказку. Но её не было. Он долго тормозил с ответами на задаваемые ему вопросы и недоумённо пожимал плечами. Лишь выпирающий кадык охотно прыгал на его худой, грязной шее, и очень злил незнакомого полковника.

— Да, был кулон, взял у сестры, когда в очередной раз хотел украсть у неё немного денег на опохмелку. Но нашёл только кулон. Хотел его продать. Наверно продал. Ведь пил же я на что — то последние дни! — постепенно вспоминал Григорий.