Дмитрий Глебов - Черный троллейбус

— Мы подумаем, — ответил Рафаэль Яковлевич. — Это, конечно, не то, о чем мы мечтали, но, если другого выхода нет. Можно нам подумать над предложением какое-то время? Обговорить это дельце.

— Подумать? — голос Хрена звучал удивленно. — То есть, вы согласны умереть?

— Согласны. Главное, чтобы быстро. Умирать ведь придется когда-нибудь. Вы от нас все равно никогда не отстанете. И вас больше. Так что, по всей видимости, мы обречены.

— Хорошо. Но думайте не больше часа. Ровно через час или меньше выходите на главную площадь, там, где церковь, и раньше стоял памятник Борису Ельцину.

— А что теперь с этим памятником? — спросил Масякин.

— Неважно! — Тюленев перешел на визг. — Нет его, и хватит об этом.

— Хоть что-то правильно сделали, — похвалил Ленгвард Захарович.

— Заткнись ты, старая развалина! — крикнул Тюленев. — Не с тобой говорят. Надо было тебя с самого начала утопить в зеленой жиже, как Тамарочка предлагала.

— А ты в курсе, что твоя Тамара на самом деле мужик? — не удержался Вовка. Он помнил по записям, что Налимов так и не открыл гражданскому мужу тайну своих перерождений.

— Что ты такое говоришь, сопляк? — Кондуктор заподозрил, что его тупо «троллят», но повелся.

— На самом деле она — рецидивист по фамилии Налимов, — сказал Масякин.

— А ты сам теперь — пидорас! — обрадовался Жека. — Каково тебе с мужиком спать?

— Вы заплатите кровью за свою клевету!

— А ты спроси у нее! — сказал Вовка.

— Вернее, у него, — уточнил Костет.

— Спрошу! — заверил Тюленев. — А после вас всех уничтожу. Чернить честь царицы демонов — это мерзкое и тяжкое преступление. Вы охрипнете от собственных криков, пока могильные черви будут терзать вашу еще живую плоть... Но это произойдет уже после того, как наш милиционер устроит допрос с пристрастием. Он выведает ваши самые потаенные страхи, после чего мы воплотим их во всех подробностях. Но в конце будут черви! Давненько я не бросал никого в червивую яму.

— Не забывайте, что у нас сделка, — напомнил Рафаэль Яковлевич. — Через час или меньше мы придем сдаваться на площадь. Вы обещали нам быструю смерть в этом случае.

— Слово демона — закон. — невесело проговорил Хрен Тюленев. — Сделка в силе. Если явитесь на площадь — умрете самым комфортным образом.

На этом сеанс связи закончился.

— Сам урод, а голос красивый, хоть на радио выступай, — восхитился Масякин.

— У нас есть около получаса, — сказал Рафаэль Яковлевич.

— Берем оружие, водку и двигаем к главному выходу. Пока они будут ждать нас на площади, мы прорвем кордон у выхода и вырвемся.

— Мы сейчас не только победили первого монстра, но еще и перессорили руководство, — потирал руки Ленгвард Захарович. — В правильном направлении идем, товарищи.

Протяжно скрипнула дверь железного шкафа. Это из своего укрытия вышел болезненно-апатичный Валя.

— Что ты разглядываешь? — спросил Масякин, заметив у Вали какой-то предмет в руках.

— Ничего интересного, — сказал он так тихо, что всем пришлось напрячься, чтобы его расслышать. — Нашел бейджик одного парня. Его зовут Аслан Магомедов. Я уже встречался с ним. Вернее, не с ним, а с его посланием.

— Он был одним из тех, с кем мы пытались вырваться, — вспомнил Масякин. — Когда нас атаковали хомячки, все рванули в разные стороны. Разбежались кто куда.

— Конкретно он прятался в здании администрации, в туалете, — поделился Валя. — В той самой кабинке, где меня нашли гопники.

— Мы сейчас находимся в его лаборатории, — поведал Рафаэль Яковлевич. — Поэтому ничего удивительного, что ты его бейджик в шкафу нашел. Странная штука судьба.

— Может быть, он еще жив? — спросил Валя.

— Нет, — сказал Масякин. — Я видел его чучело в «классе» Кожемякина.

Валя сунул бейджик в задний карман брюк.

Тем временем в штабе восставших демонов гремели грозы семейных разборок. Много чего повидавшие на своем веку, глаза-шпионы с ужасом следили за происходящим.

— А когда ты собиралась мне об этом сказать?! — орал Хрен Тюленев во все горло. — Да как такое может быть вообще? Не верю я в такое... Не может человек взять, да и превратиться в другого, просто подделав подпись.

— У меня какая-то аномалия. говорю же тебе. огромное количество зеленого уса в сперме.

— Так у тебя еще и сперма есть??? — изумился Хрен.

— Была, — сказала Тамара Цой. — Была, пока я была мужчиной, но теперь-то я женщина! И нету больше спермы. Кончилась.

— Не уверен в этом, — зло сказал Хрен. — Вообще теперь ни в чем не уверен!

— Прости меня, — взмолилась Тамара Цой. — Конечно, я должна была с самого начала тебе об этом сказать.

— Но не сказала!.. Не сказала, потому что я был нужен тебе как ресурс. Чтобы ты смогла править миром. Теперь я все понял!

— Не сказала, потому что любила тебя и боялась потерять.

— Не сказала, потому что в наших отношениях никогда не было ничего, кроме лжи!

— Это неправда!

— Вот видишь... Опять неправда... Опять ложь! — громче прежнего закричал Кондуктор.

— Нет! Неправда, что это неправда! Тьфу ты. Правда, что я тебя люблю!

Тамара Цой попыталась обнять Хрена, но тот лишь презрительно оттолкнул ее. Отвернулся. Подошел к самому краю площадки, на которой стояли их троны. Дотронулся носком ботинка до зеленой жижи. Вытер подошву об пол.

— Мы можем начать все сначала? — спросила Тамара. — С чистого листа? Или просто сделаем вид, что ничего не было.

— Не думаю, — коротко ответил Хрен.

— Но ведь самое главное — это любовь! Ты поклялся мне в вечной любви. А как же наши мечты о царстве демонов на земле? Царстве золотого уса!

— Ты сделала из меня педераста. — скорбно сказал Хрен. — И даже эти ПТУшники надо мной потешаются. Смеются, и правильно делают. Ты ведь была у меня самой первой. Значит, за свою жизнь я трахался только с мужиком. И больше ни с кем. Значит, я педераст в чистом виде. А ведь я всегда был гомофобом. Всегда, сколько себя помню. Я даже выходил на акцию в поддержку тех гомофобных законов, хотя до этого никогда на такие мероприятия не ходил. Нарисовал красивый плакатик. Знаешь ли ты, каковое это — предавать свои убеждения?

— Я и не знала, что была у тебя первой.

— Я постарался, чтобы ты этого не заметила, — по лицу Хрена пробежало подобие удовлетворенной улыбки.

— Ты был бесподобен.

— Закрой свой рот, ради бога. — Хрен с трудом сдерживал рыдания.

— Но ведь все это условность. Случайность. Это ведь лотерея, кем ты родишься — мужчиной или женщиной. Мои родители, например, всю жизнь девочку хотели. Это судьба, что я обрела талант перевоплощений. Послушай, родненький мой, послушай, что я тебе скажу, только не перебивай. До встречи с тобой я думала, что способность перевоплощаться в других людей — это моя фишка. Что это мой талант, предназначение. И я действительно думала воспользоваться тобой. Для того и соблазнила тебя перспективой стать властителем мира, и не только ею. Но потом я почувствовала это. Я почувствовала нечто необычайно сильное. Куда сильнее моих неудовлетворенных амбиций. Почти то же самое, что движет этим малолетним придурком Костей... Я почувствовала любовь! Самое важное в моей жизни. Это любовь к тебе. И я больше не хочу меняться. Я хочу остаться такой, как сейчас. Я поклялась, что больше не приму ничей облик. Тамара — вот мое имя. Цой — вот моя фамилия. Тюленев — вот моя любовь!