Дмитрий Глебов - Черный троллейбус

Этот же прием они несколько раз использовали в сражении с жуками. Теперь, лишившись возможности восстановления, эти беспозвоночные оказались уязвимей всех остальных, поскольку были тупее в разы.

Кондуктор чуть слышно стонал, видя, как бездарно умирают его солдаты. Гопники-демоны пытались поднять ему настроение только что придуманными фанатскими кричалками:

«Передушим как цыплят и утащим прямо в ад!»

«Демоны — герои, люди — геморрои!»

«Черти больно бьют по почкам, как бульдозер среди ночки!»

Один из гопников-демонов неожиданно замолк.

— Чего не кричишь? — строго спросил Степан.

— Видишь того, мелкого... И других — белобрысого и еще одного... Мы ведь с ними встречались уже. Когда они как-то в наш двор забрели. Лет шесть тому назад, или больше. Мы мелкому еще бицуху порезали. Убивать не стали. Попугали только. Для первого раза.

— А ведь и вправду, — узнал пацанов Степан. — Жаль, что мы их тогда не дорезали.

— Ваше Кондукторское Величество, — обратился он к Тюленеву. — Можно нам на секунду буквально принять участие в битве?

— Зачем это? — раздраженно спросил Тюленев.

— Доделать кое-что хотим. Прирежем тех троих лопухов и обратно. Пять сек всего займет.

— Нет, — твердо сказал Тюленев.

— Да мы же их в два счета.

— Стоять здесь, я сказал! — повысил голос Кондуктор. — Здесь вы важнее. Для меня и для всего царства. Обещаю, что у вас еще будет шанс расквитаться. Слово царя демонов!

Гопникам не осталось ничего другого, кроме как удовлетвориться обещанием владыки и продолжить криками поддерживать своих собратьев.

Тамара Цой плюнула себе под ноги. Ей было жаль, что гражданский муженек оказался не настолько глуп, чтобы отправить свою элиту в самую мясорубку. Она осталась бы в выигрыше в любом случае: либо ненавистных ей гопников растворили бы, либо гопники зарезали бы не менее гадких пацанов. Сложно сказать, за кого из них она болела бы меньше в этот момент.

В битве демоны выказали, с одной стороны, благородство, с другой же — неблагоразумие. Так, они набегали на врагов не всей толпой, а по двое — по трое, как в фильме «Американский ниндзя». Это давало людям нехилое преимущество. Возможно, боевой тактикой демонов до этого просто никто толком не занимался. Не научил их, как правильно. Так сказать, пробел в воспитательной работе Кондуктора и Тамары Цой. Да и зачем им это было нужно — жизни ведь бесконечные были.

У Ленгварда Захаровича не было с собой запасов водки, поэтому, когда патроны закончились, он позволил мальчику в фашисткой форме и небольшому отряду человекообразных рыб оттеснить себя в угол. Они шли на него, предчувствуя скорую победу, не понимая, что их заманивают в западню.

В нужный момент Ленгвард Захарович полез за пазуху и вытащил пригоршню своих наростов. Только не тех, какими угощал Масякина, а других, синеватых. Это и были те самые, новые побеги с не до конца изученными свойствами, которые стали с годами произрастать на его теле.

Он не располагал полными сведениями об их качествах. Обладают ли какими-нибудь целебными свойствами, в частности, помогают ли при вздутии живота. Но зато отлично знал, что при отделении от тела эти малютки становятся взрывоопасны. В первый раз, когда он их обнаружил, такое открытие едва не стоило ему жизни.

Этим же объяснялись взрывы, порою гремевшие в его подземной лаборатории. Он думал воспользоваться ими еще тогда, сидя в клетке из плоти. Но его останавливала опасность пораниться при взрыве самому и изувечить Валю. Поэтому он предпочитал не раскрывать этот свой козырь до крайнего случая.

Бум! Бам! Тыдыщ! И вот отряд врагов разгромлен. Рыболюди, и вместе с ними мальчик в фашистской форме, ловят ртом воздух. Пузыри зеленой крови вздуваются на оттопыренных губах. Ноги, руки, плавники переломаны и разорваны.

Ленгвард Захарович заметил, что враги окружили Масяки-на. На протяжении всей битвы он то и дело обращал внимание на своего подопечного, готовый в случае чего тут же прийти на помощь. Этот момент наступил. Жабы величиной с овчарку повалили Масякина на землю, дернув за ноги длинными липкими языками.

По пути Ленгвард Захарович бросил несколько взрывных кукурузин под ноги гигантской вагины. Неповоротливая тварь зашаталась и рухнула. Повреждения были не столь серьезны, однако без посторонней помощи подняться она не могла.

Пожилой ученый принялся яростно распинывать жаб, спасая Масякина. Жабы с поросячьим визгом летели в разные стороны.

Когда прогремел роковой выстрел, Масякин был уже полностью освобожден от гадких рептилий. Вдруг лицо парня окрасилось в красный — это на него выплеснулось содержимое черепной коробки кукурузного старца.

После того, как тело Ленгварда Захаровича с расколотой, как арбуз, головой упало, Масякин увидел перед собой звероподобного милиционера, нацелившего на него ТТ.

— Наша служба и опасна и трудна-а-а, — напевал милиционер, готовясь прикончить молодого ученого. В этот момент с диким воплем на него накинулся Билял и опрокинул верзилу навзничь. Оружие монстра отлетело в сторону, выбив сноп искр при падении на асфальт.

Дважды спасенный от смерти Масякин подоспел к ТТ раньше мента. Но пистолет не послушался Масякина, когда тот попытался застрелить монстра. Оружие верой и правдой служило своему хозяину, отказываясь открывать по нему огонь. Этот ТТ тоже был своего рода монстром.

Чудовище, отбросившее Биляла в сторону, поднялось и поперло на Масякина, все еще судорожно пытавшегося выстрелить.

— Слышь, мент, — сказал кавказец, утирая кровь с губ. — Хватит маленьких обижать. Давай со мной прямо сейчас. Один на один. Без оружия.

Милиционер остановился, обернулся на Биляла и зачем-то отстегнул пустую кобуру. Кобура сползла вниз. Чудовище приняло предложение человека. На время их битвы война прекратилась. Обе стороны — сопротивленцы и чудовища — обступили бойцов плотным кольцом.

— Ты в своем уме?! — осуждающе зашептал Рафаэль Яковлевич кавказцу. — Он же тебя прикончит! Видел, какого он роста? Это тебе не битва Пересвета с Челубеем!

— И не таких укладывали, — самонадеянно заявил Билял. В прошлом он почти профессионально участвовал в боях без правил, и теперь в силах своих не сомневался. Со спортом пришлось расстаться из-за науки, — не очень-то они сочетались.

Понеслась! Лоу-кик от Биляла. Подхват под ногу от милиционера. Четыре сокрушающих удара от Биляла — в ухо, в лоб, по зубам и в челюсть. Те зрители, что имели рты, завопили. Фиолетовые руки забарабанили пальцами по асфальту, дырявые простыни захлопались в истерике. Защита, отходы, обоюдные выпады. Билял начинал утомляться. Милиционер будто бы не представлял, что такое усталость, даже теперь, лишившись подпитки озера.