Стивен Волк - Готика

Нащупав деревянную бочку, она прислонилась к ней, чтобы почувствовать твердую опору, словно могла упасть в обморок, а тьма подкрадывалась все ближе и ближе. Она чувствовала, что может задохнуться. Ее дыхание было неровным — сжатые редкие вздохи. Она крепко прижалась к бочке.

Огромная черная крыса прошествовала между ее ног, задев усами лодыжки.

Она быстро вдохнула воздух, чтобы крикнуть, но белые руки из темноты уже сдавили ее горло.

Без единого звука она окунулась во тьму.

Популяция паразитов и шнырявшие крысы бегали, будто ища что-то вдоль емкостей с вином к своему гнезду, находившемуся в одной из катакомб, и обратно. Гнездо просто кишело сотнями крыс. Маленькие мордочки потягивали запах человека и щетинились, маленькие коготки царапали соседей и маленькие глотки издавали все усиливающийся, как ожидающая выхода артиста публика, писк.

— Мое дорогое красное вино, — прошептал голос.

И Клер спокойно хихикнула в темноте. После нескольких мгновений тишины, когда губы Байрона припали к ее шее, она издала долгий и протяжный, удовлетворенный стон.

Крадясь, как тать между теней, Шелли достиг входа, дотронулся до дверной ручки и распахнул двери.

Войдя, он как и Клер почувствовал себя в другом мире, или, по крайней мере, в другом времени и месте. Границы стен помещения были искусно скрыты пурпурно-золотистой тканью, спадающей с высоких лепных стен и образующей по углам пышные банты. Банты, в свою очередь, образовывали основание шелкового купола, крепящегося к декоративной цепи, свисающей с потолка. Легкая шелковая ткань, расшитая бисером, производила впечатление легкости и воздушности всего сооружения. Цепь заканчивалась фонарем, имеющим форму колокола. Колокол был столь искусно испещрен точками и линиями, что тени, падающие от фонаря на шелк создавали мозаику абстрактных и эротических рисунков. Эта странная игрушка освещала другие, более любопытные элементы интерьера. По огромной кровати были разбросаны персидские подушечки. В ее изголовье лежал спящий мраморный гермафродит. Рядом находилось зеркало, которое было предназначено отражать греческую театральную маску на подставке. Здесь же стояли манекены, одетые в костюмы лорда Байрона. Среди малахитовых сфинксов и сирен были чучела животных, павлины — сиамские близнецы, волк с кроликом в пасти, и коллекция черепов и свечей. Оттоманские сабли и ятаганы, гобелены, оружие, собранное с поля битвы при Ватерлоо и гроб. Все вместе это производило впечатление священной кладовой мусульманского гарема стамбульского султана или другого восточного падишаха. Шелли, как ребенок, с открытым ртом переходил от шелков к статуям, от одной вещи к другой. Он не мог не дотронуться до диадем, украшавших подушечки, или не взять в руки зеленую бронзовую статуэтку Пана-Приапа, стоящего на коленях, с огромным фаллосом и ужасным оскалом на козлиной морде.

Из любопытства он заглянул за занавеску из тафты. Медленно, как с помощью часового механизма занавесь опустилась, открыв фигуру андроида — куклы, которая своей рукой и опустила ее.

Шелли вскрикнул от восторга. Именно он запустил в действие куклу. Он много раз слышал о том, что часовые мастера занимаются такими вещами, но никогда сам не видел андроида. Внутри куклы что-то застрекотало, и музыкальный ящик заиграл простую, но очень красивую мелодию. Он увидел, как механические руки стали двигаться, изумительно имитируя человеческие жесты. Голова Арабской Девы поворачивалась из стороны в сторону в такт музыке. Дева приподнималась на цыпочки и опускалась в исходное положение. Дважды повторив серию движений, кукла сорвала с себя шаль, затем накидку, обнажив деревянную грудь. Ее соски были сделаны из аметистов, посаженных на золотые основания.

Шелли смеялся.

Когда шелк упал на пол, кукла приняла исходное положение. Ее руки нежно выписали фигуру в воздухе. Это был танец Семи Покровов. Она танцевала для него. Шелли был не только изумлен, но и заинтригован зрелищем. Было ли это прекрасным воспроизведением жизни? В конце концов, может ли Пигмалион вдохнуть жизнь в свою Галатею?

Почти неосознанно он протянул руку к одному из аметистов.

Раздался щелчок, и шелковая набедренная повязка, расстегнувшись, стала медленно скользить вниз по разрисованным, отполированным бедрам. Под инкрустированным животом находилось темное сердечко из меха. В ответ на нажатие андроид начал быстро двигать бедрами, выворачивая бедра наружу и возвращая их в исходное положение. Движения куклы все ускорялись, и первоначальный медленный соблазняющий ритм вскоре сменился страстным неистовым дерганьем. Захваченный зрелищем, Шелли дотронулся до наиболее деликатного места, и рука куклы опустилась на его талию. От неожиданности Шелли отпрянул. Автомат задрожал и замер, словно глаза медузы превратили живого андроида в камень. Кукла была мертва, но для Шелли она жила. Он знал. Он чувствовал. Он держал ее в руках, и внутри нее билась живая плоть…

Полидори закрыл дверь и запер замок на ключ. Секунду спустя он отомкнул замок в смутной надежде, что Байрон из-за извращенности может последовать за ним. Но Байрон был не единственным из тех, кто мог быть извращенным. И с горечью он снова твердой рукой повернул ключ в замке.

Задумавшись, он остановился у полки с медицинским оборудованием, которое привез из Англии, и от запаха формальдегида у него закружилась голова. Этот запах исходил из банок и колб его «коллекции». В комнате пахло моргом. В сосудах содержалась целая серия странных и гротескных останков и образцов из медицинской практики доктора, а также сохраненных еще со времен медицинского училища.

Пораженные язвой гениталии. Пиявки. Матка с выползающим из нее зародышем. Ампутированная кисть со сросшимися большим и указательным пальцами. И гордость «коллекции» — двухголовый ягненок, который действительно жил и, вероятно, блеял (хором), до тех пор, пока богобоязненный фермер не прикончил его. Двухголовый Агнец Божий. Полидори аккуратно приклеил бирку с такой надписью к склянке. Он сбросил туфли и лег на кровать. Кушак, который придавал ему павлиний вид, оставил вмятину под ребрами, калеча его. Потирая вмятину, он думал, действительно ли он был уродом, по-настоящему отталкивающим человеком. Если это так, он знал, кто сделал его таковым. Возможно, он не мог ждать уважения или терпимости, еще менее того любви. Возможно, он был таким же развлечением, как уроды и искалеченные органы, которые он собирал для «коллекции». LB — крутилось у него в голове. LB — «Лэйм Бастард», он улыбнулся. Затем улыбка исчезла с его лица . Прости меня Господь, ибо грешен я . Он взглянул на распятие над кроватью. Христос смотрел на него бесстрастными глазами . Да не ложится мужчина с мужчиной как с женщиной, ибо это мерзко . Но как же быть с любовью, с любовью к мужчине, Господь? Да не ложится со скотом . А с монстрами? Прости меня, Господь, ибо грешен я. Я чувствовал, что он — Бард Преисподней. Прости меня, Господь, но я изгоню дьявола . Прости меня, Отец, потому что « И Аз воздам », — говорит Господь. Он открыл глаза. Распятие сместилось. Он сел, чтобы поправить его, закрепив на гвозде. Внезапно он почувствовал острую боль и отдернул руку. На пальце выступила капля крови, не больше шляпки гвоздя. Слизнув кровь, Полидори склонился перед распятьем.