Игорь Колосов - Богомол

Ольга почти поравнялась с богомолом, встряхнувшим свою жертву. Короткий крик несчастного оборвался: голова повисла под неестественным углом.

Анжела Маверик, словно ноги ей отказали, грузно осела на землю. Ольга Сурта замерла в каком-то метре от богомола, державшего ее мужа. Глаза расширились и несколько долгих секунд неверяще созерцали происходящее.

Тварь сдавила человека, и у него изо рта и носа хлынула кровь. Сурта был мертв. Богомол, попятившись к обочине, принялся за пиршество, не собираясь его откладывать. Правая рука Сурты исчезла после двух-трех «клевательных» движений, затем настал черед груди.

Ольга Сурта издала гортанный звук, и прежде чем крик прорвался наружу, она захрипела, словно должна была выплюнуть что-то крупное и чужеродное.

Сергей Анин не мог мыслить рационально, он действовал благодаря некоей запрограммированности, завершившейся еще в джипе. После короткого замешательства его что-то толкнуло вперед, благо он оказался от богомола в каких-то четырех метрах. Рука сжала топор, другая выпустила Маверик, превратившуюся в сгусток парализованной плоти.

Это был словно не он. Себя, как цельную личность, он осознал позже, когда все закончилось.

Замахиваясь, он шагнул к богомолу.

Тварь, пожиравшая человека, попятилась, сохраняя расстояние между собой и Аниным. Парень с топором в руках в теперешнем состоянии не мог понять, что кое-что не рассчитал. Богомол закрывался своей жертвой, как раньше от людей с оружием в руках, и, не прекращая кровавого пиршества, отползал.

Шансы Анина были призрачны. К тому моменту, когда «закрываться» станет нечем, богомол обезопасит себя, увеличив расстояние еще больше.

Неизвестно, ждала бы их всех участь Олега Сурты, если бы не его жена.

Ольга, у которой прорвался наконец вопль, бросилась прочь, к автостраде. Глядя, как тело мужа уменьшается на глазах, она превратилась в сгусток ужаса и безумия.

Пять широких шагов.

Затем резкий разворот с непрекращающимся воплем, и два-три прыжка к богомолу. Неосознанные действия. Молодая женщина, потерявшая рассудок, была как листок, закружившийся в жестоком, лицемерном порыве ветра.

Она не представляла для богомола опасности.

Однако, ее бросок вынудил тварь повернуться к ней.

Этим воспользовался Анин. Богомол открыл подход к себе с левой стороны.

Удар топором.

Анин успел нанести всего один удар. Лезвие погрузилось чуть пониже головы богомола. Тварь встала на дыбы, из разорванных останков человеческого тела, которые она удерживала, веером брызнула кровь. Топор отлетел в сторону. Анин, не справившись с толчком, повалился на землю.

Треугольная голова богомола вдруг застыла, хотя корпус приподнялся в соответствии с фазой очередного «клевательного» движения. Точка крепления головы к туловищу растянулась, превращаясь во что-то длинное и клейкое.

Затем растянулась еще больше по мере того, как корпус двигался вверх-вниз, и голова в конце концов отвалилась, жадно цепляясь за остатки человеческой плоти. Богомол отползал еще несколько десятков метров вглубь леса, прежде чем остановился, суматошно вспарывая землю двумя парами ног.

Анин, следившей какое-то время за агонией обезглавленной твари, бессильно опустил голову, уткнувшись лицом в опавшие листья. Анжела Маверик сидела неподвижно, уставившись в лесную чащу. Ольга Сурта, не переставая кричать, металась по однополосной лесной дороге.

Впереди, менее чем в двухстах метрах, по-прежнему мелькали безразличные тени проносившихся мимо машин.

Он просыпается и тут же встает с кровати. Словно убегает от любых посягательств со стороны кошмара, был тот или нет. Лучше перестраховаться.

Темно. Ночь. Это плохо. В темноте сложнее отгонять образы, которые податливое воображение готовит пачками. Впрочем, не все так безнадежно.

В первое время, как он помнит, ему не снилось ничего особенного, разве что поляна, тропа, ведущая к Котловану. Лица одногруппников. Улыбающиеся лица, без тени тревоги и уж тем более скорби.

Кошмары пришли позже. Когда он посчитал, что никаких последствий уже не будет. Затяжные, пропитанные реальностью, повторяющиеся кошмары.

К счастью, они шли на убыль. Становились редкими, смутными, плохо запоминающимися.

К счастью, он не мучил себя угрызениями совести. Конечно, это была его идея, идти к Котловану, идея, из-за которой погибли восемь из одиннадцати, однако… не он был в этом виноват.

Он стоит у окна, босые ноги постепенно немеют от холода, но он не обращает на это внимания. Он скользит взглядом по домам на другой стороне улицы, его сознание лавирует во встречном потоке образов и мыслей, высыпавших невесть откуда, как скопище растревоженных диких пчел. Только бы не вспомнить то, что ему сейчас снилось, кошмар, разбудивший его. Только ни это, только ни испоганенное настроение на весь день.

Он волей-неволей, отталкиваясь от размышлений о мертвых, поворачивает свой разум в сторону живых.

Ольга Сурта, которая неделю находится в психиатрической больнице. Сергей несколько раз приезжал к ней, его даже пускали в палату, он сидел рядом с ее кроватью на жестком табурете, говорил какие-то односложные фразы, но в основном молчал, старательно пытаясь поменьше всматриваться в лицо молодой вдовы.

Похоже, она не узнавала его. Тем более, что знала его всего лишь несколько дней.

Вряд ли есть смысл продолжать эти визиты.

Любопытно, приезжала ли к ней Анжела Маверик? С Маверик они не общаются, даже не перезваниваются с того самого дня, когда их вместе везли в машине скорой помощи. В первые дни он часто порывался позвонить, но его что-то сдерживало. Не звонила и она.

Наверное, так все-таки лучше. Правильнее что ли.

Уж лучше общаться с теми, кто не был с ним там, в Арсеньево. Слава Богу, по этому поводу никто ему не дает советов, в том числе и родители.

Мать лишь осторожно предложила покрасить волосы. Он отказался. Она не настаивала. Скорее всего понимала, после того, что он перенес, седые волосы — такая мелочь.

Может быть позже. Когда прошедшее лето сотрется, раскрошится в памяти вместе со своим зловещим грузом. Когда для него вновь станет важна такая деталь, как его внешность.

Он все стоит и с удивлением замечает, что ночь умирает. Губы трогает легкая улыбка. Он знает: если лечь не в темноте, кошмара не будет.

Он выжидает еще немного, пока рассвет не разрывает тьму на части и лишь тогда, со спокойной душой и замерзшими ногами снова ложится в кровать.

Он уже спит, когда за окном начинается новый день.

20 сентября — 15 ноября 2002 г.