Авторов Коллектив - Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II

Конец света в том и заключался, что постепенно умерли естественной смертью все люди, и планета осталась необитаемой.

Это было очень гуманно со стороны Всевышнего – не устраивать нашумевшего апокалипсиса с ужасными сжиганиями грешников на костре и публичной казнью с перечислением прилюдно всех человеческих проступков, допущенных в течение жизни.

Конец света совпал с концом жизни последнего человека на земле, и мои самые опасные опасения подтвердились: я остался жить. Теоретически я не мог знать о смерти последнего человека, но я интуитивно чувствовал, что в один ужасный день это произошло, каким-то странным образом я это понял и в этот же миг почувствовал опустошение и страх.

Я начал ждать, что произойдёт дальше. Времени у меня на это было предостаточно. Времени было колоссально, а решения только два: либо я умру путем самоубийства, либо от чьей-то руки. Поскольку вокруг никого кроме меня не было, умереть я мог только от собственной руки, что по-прежнему не позволяла мне совесть. Но перспектива жить дальше пугала больше, чем возможность самоубийства. Когда умер тот последний человек на планете, я почувствовал себя настолько одиноким, словно умер мой самый близкий родственник, при этом я даже никогда его не видел.

Сам себе я казался такой легендой, в которую уже давно не верил. Порой мне казалось, что я не существую как телесный человек, а живет лишь мой бессмертный дух. Никто не убеждал меня в обратном вот уже около пяти лет, когда умерла последняя женщина в поселке, и только щекочущая босые ноги трава сине-зеленого цвета возле моего дома говорила мне о том, что я ещё жив. Этой же травой я и питался, малодушно цепляясь за жизнь, в которой давно не было смысла.

Я часто думал о своей жизни. Несмотря на огромное количество прожитых мною лет, я не был богат впечатлениями, – человек, который лично увидел конец света! Моя жизнь была поделена на две части: до 30 лет и после… Ни один человек, живущий со мной, и даже моя жена, не знали, что реально моя жизнь закончилась в той ужасной лаборатории, так как на данном этапе я навсегда разучился о чём-либо мечтать, на что-то надеяться, строить планы, говорить о своём будущем. Помню, однажды мой старший сын в четырёхлетием возрасте спросил меня, что будет с ним и с мамой, когда я состарюсь и умру. Я тогда ушёл на веранду и долго задыхался слезами. А потом я сказал себе, что этого не должно повториться и стал тупым обывателем, живущим как примитивное растение, которое ничего не может, кроме как принимать пищу, воздух, солнце и отправлять естественные надобности. Не думаю, что я деградировал в том плане, чтобы оказаться неспособным к какой-либо деятельности в силу отрафирования мозга или каких-то других органов. Просто жизнь моя застыла на определенном этапе, и предчувствие того, что я обречён, не давало покоя моей душе, и эта единственная мысль прошила красной нитью все следующие года, парализуя желания, волю, инициативу к чему-либо.

Я не делился этим с моей супругой. Хоть она и знала, за кого выходит замуж, интерес, возникший в её примитивном мозгу, ограничивался рядом тупых, узких вопросов, касающихся лишь внешней стороны всего произошедшего со мной, и моё внутреннее состояние никогда не являлось предметом её размышлений, если она вообще была на них способна. Но я не винил её за это, ведь сам, целенаправленно выбрал себе в спутницы женщину, которая не станет задавать лишних вопросов о моём прошлом. Дети же мои вообще мною не интересовались, и мы с ними были чужды друг другу, как дальние родственники. Весь груз своих проблем я всё время нёс в одиночку и давно к этому привык.

Я остался один, и теперь моё горе было очевидным до неприличия. Мне почему-то резко захотелось, чтобы рядом появилась какая-нибудь заблудшая на этой вымершей планете душа, которой бы я мог доверить своё несчастье, высказаться и выплакаться о своей судьбе. Я отдал бы сейчас всё, чтобы вернуть жизнь того последнего человека и продлить её ещё хотя-бы на несколько часов.

Когда вокруг меня ещё жили люди, я пытался убежать от их общения и остаться наедине с собой, чтобы не впускать никого в свой мир. Сейчас же я остро почувствовал, как мне недостает подобного себе.

Сидя на растрескавшемся дне высохшей с годами Волги, я смотрел в пустоту, и эта пустота давила мне на перепонки своим зловещим звоном. Я чувствовал, что нигде вокруг нет ни единого живого звука, способного разорвать пустоту. Звучание же своего голоса я панически боялся услышать. Мне еще хотелось верить, что я умер вместе со всем живым на планете и больше не существую. Я надеялся, что сдохну с голоду, но вокруг моей сгнившей хижины продолжала расти трава, и это было насмешкой со стороны Всевышнего, когда все люди на земле умерли от истощения организма.

Я схватил в руки выцарапанные окровавленными пальцами комья земли и побежал навстречу пустынному горизонту, выгравированному на фоне серо-синего неба. Я не знал, куда хочу попасть, но страх, поселившийся в душе, нарастал всё сильнее с каждой секундой и гнал меня прочь от себя самого, страх заставлял действовать. Боязнь взглянуть внутрь себя и осознать всю серьёзность ситуации не давала мне стоять на месте в бездействии. Я уже не мог слушать это дикое молчание умершего мира, и топот собственных шагов давал мне призрачную надежду на то, что я разбужу что-то живое вокруг себя. Мой крик, в котором я выразил всю накопившуюся в душе за годы мучительной жизни боль, разорвал небо на клочки маленьких самостоятельных небес, сложившихся в моих глазах причудливой, отупляющей разум мозаикой.

Я ненавидел это проклятое небо за то, что под ним никого не осталось. Я бежал и поднимал вверх руки и грязно ругался в высоту, пытаясь увидеть в пустоте этой синевы хоть какой-то признак жизни. Я рыдал, глаза мои застилали слёзы невыразимого отчаяния, страха, беспомощности и горя. За что? Почему именно я? Почему именно мне было суждено пережить всех смертных на земле? Почему я не умер и со мной ни разу за всю мою жизнь ничего не случилось? За что я наказан этим безумным здоровьем? Это как пожизненное заключение, на которое тебя обрекла рука правосудия!

В какой-то момент я почувствовал, что под моей ногой ничего нет, и увидел глубокий ров под собой. Скорость, с которой я бежал, и слезы, застилавшие мои глаза, помешали мне увидеть впереди себя опасность. Я не был в здешних местах много лет, хотя они и находились недалеко от моей хижины, и не знал особенностей этой местности. Глубокое пустое ущелье позвало меня к себе звенящим гулом своих окаменевших стен… Черная безликая дыра, как конечная станция, к которой я всегда стремился, была очень близко от моего приближающегося тела.