Нелла Тихомир - Призрак гнева

Они шли очень быстро. Выйдя со двора, миновали пост. Их окликнули, и Эйвинд отозвался, Бран увидал костер, но не замедлил шага. Ноги вели его вперед — только не к дому конунга. На пустыре за домами он побежал. Было темно, ущербная луна почти не давала света. Ледяной ветер дул в лицо, но Брану было жарко. Сердце громко колотилось, тревога мертвой хваткой держала за горло. Он ощутил, как волосы шевелятся на голове.

(…что-то случилось…)

— Ох, Господи, — он ринулся вперед, не разбирая дороги, позабыв обо всем на свете. Осталась единственная мысль: что с Уллой?!

Они выбежали к капищу. Стражи здесь не было: святилище принадлежало обеим семьям. Бран мчался, словно за ним гнались. Не замедляя хода, подлетел к двери, не удержался и упал на лед. Его так ударило о стену, что вся постройка загудела. Он потянул за ручку. Ноги скользили, и Брану не сразу удалось пробраться внутрь.

Дверь за ним захлопнулась. Тишина и темнота. Он позвал:

— Улла?

Никто не ответил. Бран подождал, покуда к глазам вернется зрение. Вокруг громоздились изваяния богов. Прямо напротив была статуя Фрэи, и Бран заметил у ног богини неподвижную скорченную фигурку.

Он упал возле Уллы на колени. Девушка сидела, прижавшись к идолу, ее лица Бран не увидел.

Бран схватил Уллу и повернул к себе. Та вскрикнула, рванулась у него из рук.

— Улла, что? — Бран держал ее за плечи. — Ты ранена?!

Девушку трясло, и Брану почудилось, будто она его не узнает.

— Что с тобой? Что? — Бран принялся лихорадочно осматривать ее. — Тебя кто-нибудь посмел тронуть? Что случилось?!

Вопрос остался без ответа. Улла, вздрагивая, смотрела на него. На ней было одно лишь платье — ни накидки, ни плаща. Длинные косы растрепались, расплелись. Но, оглядев ее, Бран понял: она не ранена.

— Ты замерзла, — сняв плащ, он укутал в него Уллу. — Дрожишь вся. Да что с тобой такое?

Снаружи раздался шум, и заглушаемый стеною голос произнес:

— Вроде он сюда вошел.

Дверь скрипнула. Шелест, стук, возня и сдавленное чертыханье. Возглас Грани:

— Не пихайся!

— Да не пихаюсь я! — огрызнулся Арнор. — Просто скользко, и темно.

— Эй, Бран, — это был Эйвинд. — Ты тут?

— Тут, тут.

Улла втянула голову в плечи. Глаза походили на черные провалы. Она прильнула к ногам статуи, точно ждала от идола защиты.

— Мы тут, возле Фрэи, — ответил Бран. — Не орите… чего разорались-то?

Эйвинд двинулся на звук, Бран смотрел, как он идет. Лишь приблизившись вплотную, Эйвинд их заметил. Присев на корточки, сказал:

— Сестра, ты что? Что с тобой? Чего с ней такое, а?

— Да ничего, — ответил Бран. — Просто замерзла.

— Ты зачем одна пошла? Разве не понимаешь, что это опасно? — Эйвинд пододвинулся, и Улла отстранилась.

— Не надо, Эйвинд, — удержал Бран. — Перестань. Оставь ее.

— Пойдем отсюда, а? — предложил Грани. — Еще припрется кто.

— Правильно, — сказал Бран Улле. — Пойдем. Ты можешь встать? Дай, я помогу, — он потянулся к ней, но Улла отбросила его ладонь.

— Идем же, — позвал Бран.

— Не пойду, — у нее был хриплый голос.

— Идем, милая, — Бран дотронулся до девушки, и тут же получил удар по руке.

— Отстань! — крикнула она. — Отвяжись! Убирайся!

— Успокойся! С ума сошла?! — Бран встряхнул ее, схватив за плечи. Она взвизгнула, заслоняясь руками. Он привлек ее к себе и закутал в плащ.

— Прости, — сказал он. — Прости, пожалуйста.

Она была как камень. Руки уперлись Брану в грудь, их, казалось, свело судорогой.

— Ну, что ты? Улла, детка, ты что? Не надо так, успокойся. Тише… тише… Ведь это я. Это я! Что случилось, а? Что такое? Ну, иди ко мне, иди сюда. Расскажи, что случилось, родная?

Руки девушки упали. Она прижалась к Брану, застонала, всхлипнула… Бран гладил ее по голове.

— Ты совсем замерзла, — он обнял ее ласково и крепко. — Вон, вся дрожишь. Не одела ничего… Ты ведь можешь опять заболеть. И ушла одна — разве так можно, а? Ведь тебе же опасно одной ходить, надо было позвать кого-нибудь.

Улла затрясла головой.

— Нет, — услыхал Бран ее шепот.

— Ну, как же нет, родная. Мы за тебя боимся. В другой раз захочешь куда-нибудь пойти, позови меня, или Эйвинда, или еще кого. Одной тебе ходить не надо. Ладно? Договорились?

Улла ответила не сразу.

— Но я должна была быть одна, — у нее был надтреснутый, совсем больной голос. — Должна…

— Почему?

— Я… я молилась.

Бран молчал. Обнимал ее, гладил по волосам, кусая губы. Он уже знал, что она сейчас ему скажет.

— Я молилась за ребенка, — промолвила она. — Чтобы боги… взяли его душу к себе… ведь он же… он же…

Бран захрустел зубами.

— Перестань! — взмолился он. — Прошу тебя, перестань! Хватит же! Не надо!

Улла затихла, сжалась в комок. Бран прошептал:

— Ма сторан, мы ничего не можем сделать. Его нет. Мы не можем его вернуть. Пойми, что мы не можем. И никто не может! Перестань. Остановись, пожалуйста! Не мучь себя… и меня тоже. Я больше не могу. Ведь мы же не виноваты, что так случилось! Мы с тобой не виноваты.

Молчание. Бран закрыл глаза и ткнулся лицом ей в волосы.

— Просто не думай об этом, ладно? — сказал он. — Забудь. Поверь, это еще не конец света, любимая моя. Будут другие дети. Мне тоже очень жаль, но что ж теперь? Жизнь на этом не закончилась! Что толку себе сердце рвать? Надо жить дальше. Разве нет?

Она молчала.

— Разве нет, Улла? — спросил Бран — и опять не получил ответа. Ее ладони уперлись ему в грудь. Она освободилась из объятий, и у нее сделалось закрытое, отчужденное лицо.

Бран стиснул зубы, поднялся и сказал, протягивая руку:

— Ладно. Вставай. Идем домой.

Улла смотрела в сторону. Словно не заметила его руки. Тяжело, неловко поднялась. Парни молча глядели на нее.

Мимо всех них Улла пошла к двери.

Утром следующего дня поселок оживился.

На пустыре за домами, недалеко от капища, рабы расчистили площадку. Принесли туда длинные скамьи и составили рядами: по одну сторону — для конунговой семьи, по другую — для семьи Сигурда. Между ними, сбоку, было место для старейшин.

Лишь взошло солнце, к святилищу потянулся народ. День обещал быть довольно теплым. Домочадцы конунга рассаживались на своей стороне: мужчины были поближе к центру, а женщины заняли оставшиеся места, в самом конце. Те, кому мест не хватило, остались стоять. Народ болтал, гомонил, смеялся, многие лузгали семечки, дети с визгом носилилсь меж скамей. Чуть погодя пришли старейшины и чинно, не торопясь, уселись посередке. Солнце уже было высоко. Ждали только конунга и Сигурда с семьей.

А у Сигурда спозаранку все были на ногах. Собирались быстро, но без суеты, Раннвейг у стола причесывала Уллу. Та была бледна, молчала, не подымала глаз. Сигурд казался спокойным и уверенным, как обычно, однако, стоя рядом с ним, Бран ощущал его тревогу. А своей тревоги Бран был не в силах скрыть.