Нелла Тихомир - Призрак гнева

— Да, спасибо.

Раннвейг схватила его тарелку и пододвинула отцу.

— Ну, вот, — Сигурд шлепнул туда такой ломоть оленины, что хватило бы на троих. — Ты ж молодой, тебе надо есть. Бегал нынче целый день, умаялся, поди? Эй, а хлеб у нас где?

Под конец обеда Брана разморило. Отложив нож, он отодвинулся к стене. Глаза немедленно закрылись, звуки стали отдаляться, и он бы уснул, если б кто-то не потряс его за плечо. Бран с трудом разлепил веки. На него смотрела Улла.

— Да он совсем спит, дядя, — она улыбнулась.

— Иди-ка ложись, — промолвил Сигурд. — Замотался совсем, гляжу. Поди, ляг. Поди, поди, ничего, солнце уже село.

— Правда, иди, — Улла встала и сказала Раннвейг:

— Давай дадим ему пройти.

Девушки вышли из-за стола, пропуская Брана. Проходя, он замешкался подле Уллы. Ее ладонь коснулась его руки, губы дрогнули, и ресницы опустились. Раннвейг дернула Уллу за рукав. Подтолкнула Брана. Тот шагнул в сторону, пошел и лег на свое место, на лавке у стены. За столом продолжались разговоры, туда-сюда ходили люди. Бран повернулся на бок, и веки тут же опустились.

Перед глазами замелькали отрывочные яркие картины, и Улла была в каждой из них. Виденья понесли Брана, как река. Исчезла темнота… исчезли мысли… исчез он сам, остались лишь одни видения.

Звук коснулся его слуха, нескончаемый, тихий, монотонный. Скрип-скрип, скрип-скрип… Бран приподнялся на локте. У очага светился огонек. Тонкая рука качала зыбку. Скрип-скрип… скрип-скрип… скрип-скрип… Голос затянул колыбельную без слов. Мелодия была, будто вой ветра, будто плеск воды. Огонек колебался в такт сонной песне.

Спустив на пол босые ноги, Бран поднялся с лавки и пошел к очагу. Вокруг было темно. Он шел — а огонь отодвигался. Это сон. Я сплю. Конечно.

Она сидела на низком табурете, и темные волосы стелились по земле. Он подошел к ней со спины. Зыбка ритмично колыхалась, голова клонилась девушке на грудь. На ней была длинная белая рубаха. Широкий ворот сполз, обнажив плечо.

Бран коснулся ее кожи. Словно лед.

— Ты замерзла?

(…всего лишь сон…)

Она обернулась, поглядела тепло и мягко. Глаза были в пол-лица.

— Что же ты так поздно? — с укором спросила она. — Что ж так поздно?

Поздно?

— Это сон, — сказал ей Бран. — Всего лишь сон, родная.

Она с грустью смотрела на него. Слеза катилась по щеке, и губы вздрагивали.

— Нужно было раньше, — она отвернулась. Он нагнулся над ее плечом и заглянул в колыбель. Увидал там лишь сгусток темноты.

— Что там у тебя? — спросил Бран. Она вскинула глаза и сказала с удивлением:

— Разве ты не видишь? Ребенок.

Откуда здесь ребенок?

— Откуда здесь ребенок? — отозвался Бран.

— Родился.

Когда Бран перевел взгляд на колыбель, там был ребенок. Бран увидел маленькое тельце. Ребенок копошился, вскидывая ручки. Словно лунное пятно, он светился в темноте.

А вместо головы у него была медвежья морда.

Он вцепился взглядом в Брана. Кабаньи глазки засветились злобой, пасть открылась, обнажив огромные клыки.

— Красивый, правда? — раздался голос Уллы.

Ты что, не видишь, хотел сказать ей Бран. Посмотри на него! Ведь это же чудовище!

Но он ничего не успел сказать. В зыбку вдруг хлынула кровь, затопила колыбель, словно тонущую лодку: целиком, до краев. Медвежья морда скрылась, и кровь хлестнула на пол черной струей. Улла страшно закричала. С этим криком Бран рухнул в темноту.

Когда он воротился, Уллы не было. Свет исчез. Бран стоял во тьме. Тишина. Он ничего не видел, ни контуров предметов, ни всплесков света — ничего: словно мир вокруг перестал существовать, словно Бран провалился куда-то глубоко под землю. Словно он ослеп.

Может, я ослеп?

Да нет же. Это просто сон.

— Кто тут есть? — позвал Бран.

— Чего кричишь? — ответили ему.

Все вдруг переменилось.

Тьма обернулась светом. Бран стоял посреди большого дома. Прямо перед ним был накрытый стол, а вокруг сидели люди.

(Харалд?)

Это был Харалд. Каждый из них был Харалд. Одно лицо.

— Харалд? Это ты? — удивился Бран.

Сидящие кивнули головами:

— Я. Садись со мной, выпей пива.

Харалды вытянули руки, взялись за кувшины, что стояли на столе, и поднесли к губам.

(…ох, нет…)

— Не пей! — вырвалось у Брана. — Не надо! Это яд!

Харалды грустно улыбнулись. Покачали головами.

(…не остановить…)

— Не остановить, — промолвили они. — Поздно. Нужно было раньше.

Запрокинув головы, Харалды стали пить.

Бран закрыл лицо руками.

Когда он убрал ладони, Харалд улыбался. Перед ним на столе была свеча, и мягкий отблеск падал на его широкое лицо. Вокруг стало темным-темно. Была тишина. Где-то звонко капала вода.

А Харалд все смотрел — и улыбался.

— Ты умер, — сказал Бран.

— Нет, — ответил тот.

— Как же так? Я знаю, что ты умер.

Харалд оперся о стол локтями, провел ладонью по пышной бороде.

— Нет, сынок, — у него был грустный голос. — Все не то, чем кажется.

(…что?…)

— Что? — Бран шагнул вперед.

Харалд не ответил. Кровь потекла по бороде, зубы оскалились, а лицо перекосилось мукой. Окостенелые пальцы судорожно царапали стол. Дрогнув, раскрылись запекшиеся губы, кровь струей забила изо рта. Он начал оседать, скрываться под столешницей, словно погружаясь в омут. Страшный вопль, похожий на рык, ударил Брану в уши:

— Все не то, чем кажется! Все не то, чем кажется! Все не то, чем…

Открыв глаза, Бран сел. Сердце колотилось, едва не разрывая грудь. Стон Харалда еще звучал в ушах. Бран помотал головой и перевел дыхание.

"Все не то, чем кажется"…

Бран вытер со лба пот и огляделся. Некоторое время не мог понять, где он, и который теперь час. Остановил проходившего мимо раба.

— Эй, — сказал Бран, — это утро, или вечер?

— Вечер, — отозвался раб. — Скоро уж огни тушить будем. Спи, чего вскочил?

Бран спустил ноги наземь и встал. У стола было полно народу. Опять в тавлеи режутся, понял Бран. Обогнув очаг, прошел в дальний угол, к бадье с водой. Напившись, кое-как пригладил волосы и огляделся. У стола за очагом возились женщины. Они продолжали болтать, кидая на Брана любопытные взгляды. Раннвейг сидела на лавке у стены и что-то шила, кажется, рубашку. Уллы нигде не было. Может, к себе домой пошла. Надо спросить у Раннвейг.

Бран приблизился и сел неподалеку. Раннвейг покосилась на него.

— Слушай, — тихо молвил он. — А где Улла?

— А зачем тебе? — лукаво осведомилась девочка.

— Поговорить.

Раннвейг ухмыльнулась. Откусила зубами нитку и полюбовалась на свою работу.

— Так где она?

— Отсюда не видать.

— Чего, тебе жалко, что ли? — Бран усмехнулся. — Или секрет?

— Может, и секрет, — Раннвейг набрала ткань на иголку. — Подай-ка мне наперсток. Вон тот, большой.

Бран потянулся через стол и взял наперсток из резного рога.