Людвиг Павельчик - Рыдания усопших (сборник)

На одной из рождественских служебных вечеринок я, спасаясь от скуки, разговорился с молодым программистом по имени Жак, также горящим желанием сделать что-то необычное в своей профессии и не желающим подаваться в модные ныне компьютерные дизайнеры или хакеры. В свободное время он занимался созданием обучающих программ и интеллектуальных игр, на службе же трудился в отделе электронной обработки данных, создавая видимость собственной необходимости. Когда я, побужденный хмелем выпитого, поведал ему о своих разработках и трудностях, Жак очень воодушевился и сказал, что идея моя кажется ему интересной, и он с удовольствием поможет мне в ее реализации. На мой вопрос, каким образом он сможет это сделать, парень ответил, то основные компоненты требуемой компьютерной программы уже «засветились» у него в мозгу, и, как только он ее напишет, то даст мне знать. Итак, он дал мне новую надежду, и мой начавший было блекнуть энтузиазм разгорелся с новой силой.

Не стану утомлять вас подробностями разработки программы и доведения ее до зрелого состояния, равно как и нюансами моих дискуссий с руководством факультета по поводу финансирования некоторых «проблемных аспектов» моей идеи, как, к примеру, приобретение лазерного сенсора и заказ специальной камеры-шлема, в которую я собирался помещать исследуемые черепа. Важно лишь то, что я смог-таки убедить наших бюрократов в реальности и полезности нашего с Жаком изобретения, а поскольку требуемая сумма не была такой уж большой, я ее получил.

Когда я закреплял в камере-шлеме первый череп, я был вне себя от волнения, а после того, как на мониторе появился четкий, во всех деталях, портрет скуластого человека азиатской наружности, я просто обезумел от радости. Куда было моим глиняным слепкам до современных технологий! По мельчайшим, микроскопическим повреждениям черепа программа распознавала даже шрамы и следы фурункулов на лицах этих людей и, как мне показалось, даже выявляла и отображала наиболее частые их эмоции. Поскольку процесс создания изображений, по сути, напоминал изготовление посмертных масок, пусть и цифровых, Жак назвал свою программу просто «Слепки». Под этим названием он ее также запатентовал и выставил на рынок, однако, учитывая высокую специфичность изобретения, миллионером пока не стал. Криминалистическим лабораториям не хватало подтверждений действенности конструкции, и до получения оных они предпочитали воздерживаться от траты денег».

Тут Шписс попросил налить ему стакан воды из графина, а доктор Коршовски, воспользовавшись паузой, неожиданно подтвердил правдивость его повествования, рассказав, что читал статью об этом изобретении в одном из журналов по криминалистике. Автор статьи, правда, не упоминал имен изобретателей, но, быть может, Коршовски просто не обратил на них внимания. Напившись, антрополог поблагодарил практикантку и, отставив стакан, продолжил свой рассказ.

«Так вот, все это была лишь предыстория, рассказанная мною для того, чтобы Вы могли себе представить, какими возможностями я обладал, когда все это случилось. Система, состоящая из камеры-шлема с лазерным сенсором и программы обработки полученных данных, работала без перебоев, позволяя мне получать отличные результаты. Наигравшись вдоволь, я перешел к серьезным работам по антропологии и опубликовал несколько статей в научных журналах, но это к делу не относится.

Субботним утром, несколько дней назад, в моей квартире раздался звонок. Я только что проснулся и был удивлен столь ранним визитом, так как никого не ждал, а время было неподходящим даже для посыльных и почты. Мое удивление возросло, когда в динамике домофона я услышал голос одного моего приятеля, Лукаса Барлоу, с которым играл время от времени на бильярде и встречался на вечеринках. Он трудился инженером на какой-то фирме и был, в общем, неплохим парнем. Я ничего не имел против того, чтобы выпить с ним чашку кофе или бутылку пива в субботу, однако предпочел бы, чтобы встреча состоялась в подходящее время и после телефонного звонка, а не ранним утром, когда я еще стою в трусах и лишь подумываю о д у ше. Вы понимаете меня?

Люк был не один. Когда я открыл дверь, то увидел за его плечом Карин, его подругу, с которой они собирались пожениться. До этого я видел ее лишь несколько раз, но девушка, помнится, произвела на меня большое впечатление как своей манерой держаться, так и зрелыми рассуждениями на довольно необычные для слабого пола темы. Она работает не то психологом, не то психиатром в одной из клиник и могла бы быть вашей коллегой. Помню, Лукас очень хвастался успехами своей невесты, но мало обращал на нее внимания, что для него характерно. Как я уже упоминал, он неплохой парень, но довольно эгоистичен и чересчур увлечен собою.

Впустив гостей в квартиру, я предложил им пройти в гостиную и выпить чего-нибудь, пока я привожу себя в порядок. Увидев мою взъерошенную голову, Лукас несколько смутился и попросил прощения за ранний визит, сказав, что никогда не позволил бы себе такой бестактности, если бы не важность и срочность дела, которое он ко мне имеет. Это заинтриговало меня, и спустя десять минут я присоединился к молодой паре, сварив кофе и поздравив их с состоявшимся несколько дней назад бракосочетанием, о котором они мне только что поведали. Я шутливо пожурил их за то, что не был приглашен на свадьбу, и они, смеясь, ответили, что непременно сделают это в следующий раз.

Установив таким образом непринужденную атмосферу, я принялся потчевать гостей шоколадными кексами и «Сникерсом», в ожидании того момента, когда Лукас соизволит заговорить о своем срочном деле. От меня не укрылось, что оба они – Карин в большей степени, чем ее муж – покрыты отцветающими синяками и ссадинами, которые они пытались скрыть под одеждой или слоем пудры. Это обстоятельство усилило мое любопытство, но я терпел и ничего не спрашивал. Наконец, вздохнув и переглянувшись с женой, Барлоу поведал мне об их неудавшемся свадебном путешествии и тех испытаниях, что выпали на их долю в Альпах. Маленький самолет, на котором они вылетели из Фильсхофена на один из горных южнотирольских курортов, стал жертвой непогоды и потерпел крушение. Какое-то чудо спасло их, позволив отделаться ссадинами и ушибами, и Карин, улыбаясь, рассказала мне, как, оставшись без обуви, обматывала свои ноги обрывками брезентовой куртки пилота, тело которого так и не было ими обнаружено. Израненные, они брели всю ночь и половину следующего дня по снегу, ориентируясь на видимый вдалеке клочок зелени, и даже провалились в какое-то ущелье, второй раз чудом выжив. Теперь они говорили о своих приключениях с ноткой веселости в голосе, подтрунивали друг над другом, вспоминая свой тогдашний страх, и произвели на меня неизгладимое впечатление своей выдержкой и умением бороться. Эти-то качества и позволили им в конце концов достичь цивилизации – изможденные и едва стоящие на ногах, они достигли той зеленой долины, что служила им ориентиром, и единственного расположенного там горного пансионата, откуда и была вызвана помощь. Карин все время теряла сознание, и врачам пришлось изрядно повозиться с ней, Лукас же, который чувствовал себя несколько лучше, заботился, по собственному признанию, о том, чтобы не потерять свою завернутую в тряпичный узел находку. На мой вопрос, о какой находке он говорит, парень рассказал мне о найденных ими в одном из ущелий останках самолета, потерпевшего крушение – судя по ржавчине и находящимся в нем скелетам – несколько десятилетий назад и до сих пор ни кем не обнаруженного. С помощью супруги он постарался описать мне самолет во всех деталях, и я смог подтвердить его предположение, что речь идет, скорее всего, о частной прогулочной машине, и уж во всяком случае, не о военном аппарате времен второй мировой войны. Я также в полной мере разделил его точку зрения о прискорбности того факта, что родственники погибших так и не узнали об их судьбе и не смогли похоронить тела. Я был согласен с тем, что ритуал прощания с умершим позволяет внутренне «закрыть тему» и жить дальше, в случае же неясности мысли об этом никогда не покидают близких, а порою и мучают.