Федор Сологуб - Стихи о вампирах (сборник)

Не кручинься и, обняв
Талью новой, умной милой,
С нею в кинематограф
Ты иди с моей могилы.

По дороге ей купи
В лавке плитку шоколада,
Мне же молви: «Нюта, спи!
Ничего тебе не надо.

Ты эссенции взяла
Склянку на десять копеек
И в мученьях умерла,
Погибая от злодеек».

– Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.

Прошлый раз тебя я видел, —
Ты был горд,
Кто ж теперь тебя обидел,
Бог иль черт?

– Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.

– Ах, куда, куда ни скочишь,
Всюду ложь.
Поневоле, хоть не хочешь,
Заревешь,

– Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.

Что тебе чужие бредни,
Милый мой,
Ведь и сам ты не последний,
Крепко стой!

– Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.

Знаю, надо бы крепиться,
Да устал,
И придется покориться.
Кончен бал!

– Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.

Ну, так что же! Вот и нянька
Для потех.
Ты на рот старухи глянь-ка, —
Что за смех

– Хнык, хнык, хнык!
Хныкать маленький привык.

– Этой старой я не знаю,
Не хочу,
Но дверей не запираю,
И молчу.

– Хнык, хнык, хнык!
Хныкать маленький привык.

Не болтай о том, что знаешь,
Темных тайн не выдавай.
Если в ссоре угрожаешь,
Я пошлю тебя бай-бай.
Милый мальчик, успокою
Болтовню твою
И уста тебе закрою.
Баюшки-баю.

Чем и как живет воровка,
Знает мальчик, – ну так что ж!
У воровки есть веревка,
У друзей воровки – нож.
Мы, воровки, не тиранки:
Крови не пролью,
В тряпки вымакаю ранки.
Баюшки-баю.

Между мальчиками ссора
Жуткой кончится игрой.
Покричи, дитя, и скоро
Глазки зоркие закрой.
Если хочешь быть нескромным,
Ангелам в раю
Расскажи о тайнах темных.
Баюшки-баю.

Освещу ковер я свечкой.
Посмотри, как он хорош.
В нем завернутый, за печкой,
Милый мальчик, ты уснешь.
Ты во сне сыграешь в прятки,
Я ж тебе спою,
Все твои собрав тетрадки:
– Баюшки-баю!

Нет игры без перепуга.
Чтоб мне ночью не дрожать,
Ляжет добрая подруга
Здесь у печки на кровать,
Невзначай ногою тронет
Колыбель твою, —
Милый мальчик не застонет.
Баюшки-баю.

Из окошка галерейки
Виден зев пещеры той,
Над которою еврейки
Скоро все поднимут вой.
Что нам, мальчик, до евреек!
Я тебе спою
Слаще певчих канареек:
– Баюшки-баю!

Убаюкан тихой песней,
Крепко, мальчик, ты заснешь.
Сказка старая воскреснет,
Вновь на правду встанет ложь,
И поверят люди сказке,
Примут ложь мою.
Спи же, спи, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

Я спешил к моей невесте
В беспощадный день погрома.
Всю семью застал я вместе
Дома.

Все лежали в общей груде…
Крови темные потоки…
Гвозди вбиты были в груди,
В щеки.

Что любовью пламенело,
Грубо смято темной силой…
Пронизали гвозди тело
Милой…

Балалайка моя,
Утешай-ка меня,
Балалаечка!
У меня ли была,
И жила, и цвела
Дочка Раечка.

Пожила, умерла,
И могила взяла
Дочку Раечку, —
Ну и как мне не пить,
Ну и как не любить
Балалаечку!

Что взгляну на мою
Балалаечку,
То и вспомню мою
Дочку Раечку.

Пляшет пляску нестройную
Над гробовой доской,
И поет над Россией покойною:
«Со святыми упокой!»

И вопит в исступлении
Над безмерной тоской:
«Во блаженном успении
Вечный покой!»

Надо мной издевается,
Быстро машет костлявой рукой,
И поет, и поет, заливается:
«Со святыми упокой!»

Развеселое пение
Управляет железной клюкой:
«Во блаженном успении
Вечный покой!»

Смотрит дырами пустыми
И вопит, стуча клюкой:
«Со святыми
Упокой!»

Продукты сельского хозяйства
Не хуже поместятся в стих,
Чем описанья негодяйства
Нарядных денди и франтих.

Морковки, редьки и селедки
Годны не только для еды.
Нам стих опишет свойства водки,
Вина и сельтерской воды.

Дерзайте ж, юные поэты,
И вместо древних роз и грез
Вы опишите нам секреты
Всех ваших пакостных желез.

По безмолвию ночному,
Побеждая страх и сон,
От собратьев шел я к дому,
А за мной следил шпион;

И четою неразлучной
Жуткий город обходя,
Мы внимали песне скучной
Неумолчного дождя.

В темноте мой путь я путал
На углах, на площадях,
И лицо я шарфом кутал,
И таился в воротах.

Спутник чутко-терпеливый,
Чуждый, близкий, странно злой,
Шел за мною под дождливой
Колыхающейся мглой.

Утомясь теряться в звуке
Повторяемых шагов,
Наконец тюремной скуке
Я предаться был готов.

За углом я стал. Я слышал
Каждый шорох, каждый шаг.
Затаился. Выждал. Вышел.
Задрожал от страха враг.

«Барин, ты меня не трогай, —
Он сказал, дрожа как лист, —
Я иду своей дорогой.
Я и сам социалист».

Сердце тяжко, больно билось,
А в руке дрожал кинжал.
Что случилось, как свершилось,
Я не помню. Враг лежал.

Соболиное одеяльце в ногах,
Да потоплены подушки в слезах.
Через золото часто слезы льются.
Влюбленный с разлучницей смеются.
Старушонка-чародейка пришла,
Приворотный корешок принесла.
«Не жалей золотых, раскрасавица,
Мужику эта девка понравится».
Льется золото в старухин карман.
Поутру молодец выпил стакан,
Побледнел, повалился и не встанет,
На разлучницу никогда не глянет.

Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей…

Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат…
Чем ночь белее, тем чернее злоба, —
И перья торжествующе скрипят…

Мертвец весь день трудится над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору – скабрезный анекдот…

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор…
А мертвеца – к другому безобразью
Скрежещущий несет таксо-мотор.