Ричард Кнаак - Король серых

По-прежнему избегая смотреть на нее, Тодтманн попытался собраться с мыслями. В чем-то Мэрилин выглядела как самая настоящая — живая — женщина. Она и говорила совершенно нормально. Вместе с тем в нем крепло убеждение, что ей не дано то, что дано другим Серым, таким как Каллистра или Арос. Возможно, эти двое и изъяснялись штампами и затертыми стихами, зато они свободно говорили на любые темы. Эта Мэрилин могла быть только Мэрилин из кино. Она существовала лишь в своей привычной среде, в роли вульгарной искусительницы, каковой представала в глазах многочисленных поклонников.

Однако должно было существовать такое, о чем знал каждый Серый. Уже не надеясь выведать у нее что-либо конкретное о Томасе О’Райане или его предшественниках, Джеремия решил, что пора поинтересоваться предметом, который не мог оставить ее равнодушной.

— Скажи, Томас встречался с вороном?

С наигранным ужасом в глазах Мэрилин вздрогнула и села.

— О милый, не пугай меня ты так! Пусть птицы говорят о воронах, не мы!

Джеремия тоскливо подумал о том, что и эта тоже, похоже, решила изъясняться стихами. Все же не желая так быстро сдаваться, он повторил вопрос и добавил:

— Ворон имел какое-то отношение к тому, что с ним произошло?

— Я…

— Говори! — рявкнул он, подивившись зычности своего голоса. Однако, увидев реакцию Мэрилин, он понял, что немного перестарался. Она в буквальном смысле слова начала расплываться, как расплывается изображение на экране старого переносного телевизора, если повернуть антенну не туда. Тодтманн отшатнулся и побледнел.

Мгновение спустя она вернула утраченную было форму. Тодтманн предположил, что подобные трансформации проходят для Серых абсолютно безболезненно, однако ему наблюдать за этим зрелищем было мучительно до тошноты.

— Томас был зорок, как сокол, и видел ситуацию издалека, — прошептала Мэрилин, и даже эта загадочная и какая-то зловещая фраза в ее устах звучала сексуально. — Он увидел свет, но только на миг. Когда черная птица почти настигла Томаса, вера его усилилась.

Она театрально воздела в воздух красивую ручку с наманикюренными ногтями, затем безвольно уронила на постель. У Тодтманна екнуло сердце.

— Ворон убил его?

Всякий раз, когда ему казалось, что участь короля Серых не может быть хуже, тут же открывались новые горизонты.

Мэрилин покачала головой:

— Томас сделал это сам. Он сказал, что это единственный выход. Волки были у самых ворот, мой миленький, а птица стучалась — нет, колотила — в двери реального мира.

— Что это значит?

— Он хочет прожить одну жизнь. Во плоти и крови. Ворон мечтает о несбыточном, любовь моя, но может, для него это не так?

Она снова откинулась на подушки, превращаясь в прежнюю соблазнительницу.

«Мечтать о несбыточном…» Для Серых это означало жить так, как живут люди. Что-то похожее Джеремия слышал от Каллистры, но подумать, что ворон желает того же, было страшно. Что может натворить ворон, если пустить его в реальный мир? Джеремия начинал понимать свою собеседницу, которая не хотела об этом говорить. Желания ворона — это не та тема, в которую он хотел бы углубляться.

Мэрилин снова потянулась в постели:

— Милый, я играла в твою игру — не сыграть ли нам теперь в мою?

— Я… извини… поверь мне, я… но сейчас мне хотелось бы побыть одному. Но я все равно тебе благодарен. — Джеремия готов был возненавидеть себя за то, что, как смущенный подросток, не может связать двух слов. С другой стороны, как не растеряться, когда приходится отказываться от предложения переспать с двойником Мэрилин Монро? Даже зная, что на самом деле скрывается за этими пышными формами. Словом, Джеремия пребывал в смятении; он не мог себе простить, что вообще посмел положить глаз на эту красотку, тогда как сердце его принадлежало лишь одной — Каллистре.

Он вздохнул — внезапная догадка осенила его: что если Каллистра благоволит ему лишь потому, что тоже надеется получить шанс стать настоящей?

— Если только ты можешь еще что-то сказать о во…

— Ничего. — Мэрилин упрямо поджала губы. Внезапно она простерла к нему руки и с неожиданной для хрупкого создания силой привлекла его к себе. Ее поцелуй не был поцелуем подлинной Мэрилин Монро, он исходил все от того же экранного образа, являясь как бы квинтэссенцией всех ее ролей и одновременно интерпретацией этих ролей в сознании ее поклонников.

От этого поцелуя у Джеремии перехватило дыхание; сознание его помутилось.

Наконец красотка ослабила объятия и шепнула ему на ухо:

— Томасу никогда не нравились скромницы. Впрочем, каждому свое. По крайней мере, я надеюсь, ты будешь время от времени вспоминать обо мне, Джеремия Тодтманн. В конечном итоге только это и имеет значение, верно, любовь моя?

Не успел он опомниться, как она растаяла в воздухе — очевидно, Серым доставляло удовольствие исчезать таким вот внезапным образом.

В конце концов Джеремия Тодтманн поборол смятение и стал заново прокручивать в памяти весь этот короткий и крайне сумбурный разговор в надежде найти в нем что-то важное, что, возможно, первоначально ускользнуло от его внимания. Томас О’Райан все-таки сталкивался с вороном, и, очевидно, не один раз. Это закончилось тем, что бедняге Томасу — беспечной, если верить Мэрилин, душе — пришлось пожертвовать жизнью, чтобы не дать крылатому дьяволу достичь своей цели. Если бы ворон проник в мир света, он устроил бы там сущий ад.

Но Томас был королем… Правда, это, похоже, не остановило черную птицу. И самому Томасу это нисколько не помогло. Джеремия потянул за ворот рубашки — ему было душно. Из того немногого, что ему удалось выяснить, можно было сделать вывод, что его предшественник был человек не робкого десятка. Могли Джеремия сказать то же самое о себе?

«Я должен либо выбраться отсюда, либо научиться защищаться!» Имя Джеремия Отважный его не устраивало, особенно выбитое на могильной плите. О чем думал О’Райан, выбирая его своим преемником? Что он нашел в каком-то Джеремии Тодтманне, в этом жалком клерке, ровным счетом ничего собой не представляющим?

— Я мог бы, например, предложить этой птахе заложить ее гнездо под выгодный процент, — пробормотал он, желая себя приободрить. Шутка вышла мертвой, как Томас О’Райан.

Пути назад не было. Подтверждением тому служило последнее посещение конторы. Это означало, что он должен найти способ защитить себя. Он должен отомстить за О’Райана, должен стать могущественным королем Серых, защитником своих подданных от крылатого ужаса.

Иначе говоря, он должен стать не тем, кем был до сих пор.

«Но коль скоро я являюсь королем Серых, я должен быть наделен какой-нибудь волшебной властью, не так ли?»