Ричард Кнаак - Король серых

Последняя стена упала вниз, накрыв устланный коврами пол. Три другие стены внезапно отделились от пола и полетели в туманную мглу, которая простиралась под ними, не обращая внимание на то обстоятельство, что еще секунду назад внизу существовала некая твердь. Джеремия судорожно сглотнул, недоверчиво пробуя ногами почву. Он не понимал, какая разница существует между той пустотой, в которую провалились стены, и тем местом, где находился он. Но факт оставался фактом — он стоял на чем-то твердом, а там ничего не было. Словно в подтверждение этого оставшиеся пол-потолок-стена, точно сорвавшиеся с петель двери, устремились туда же, в мрачное ничто, которого, на первый взгляд, существовать не могло.

Новый король Серых оказался совершенно один посреди небытия. От его комнаты не осталось и следа. Собравшись с духом, он даже сделал шаг в обратном направлении в надежде увидеть дыру, в которой сгинули обломки. Но не удивился, когда никакой дыры не обнаружил. Куда бы он ни ступал, под ним была твердая поверхность.

«Должно быть, я спятил. Иначе как объяснить, что я воспринимаю всю эту чертовщину как должное? Одного исчезновения комнаты хватило бы, чтобы свести человека с ума. Возможно, я всегда был сумасшедшим, и теперь болезнь просто перешла в новую фазу».

Продолжая мысленно рассуждать на тему душевного состояния, Джеремия вдруг заметил, что он уже не один.

Вокруг собирались тени. Не те глубокие и алчные, составлявшие воинство ворона, а легкие, словно порхающие, зачастую имевшие человеческий силуэт, похожие на тех, что он видел на Юнион-стейшн и в Сирс-тауэр. Первые тени вели себя осторожно, словно были чем-то напуганы. Он чувствовал это по характеру их движений. Для них Джеремия Тодтманн был больше, чем король, он был их жизнью. Арос упоминал об этом, но Джеремии казалось, что для долговязого призрака он был не столько король, сколько средство для достижения каких-то его целей. Арос и ворон в чем-то очень походили друг на друга; с другой стороны, в них не было ничего общего с этими бедолагами.

Теперь они буквально роились вокруг него. Казалось, призраки жаждут его прикосновения, но когда он попытался дотронуться до одного из них, они бросились врассыпную. Они точно сами не знали, что им от него нужно.

— Чего вы хотите? — невольно вырвалось у него.

Услышав его слова, они пришли в неописуемое волнение. Джеремия повторил свой вопрос. Теней стало еще больше. Некоторые выглядели смутно знакомыми. Какая-то женщина в длинном платье. А вот эта была больше похожа на собаку. Джеремии показалось, что кое у кого за спиной виднелись крылья.

Похожий на собаку призрак приблизился, так что теперь Джеремия мог дотронуться до него рукой. Не зная толком, как следует вести себя в подобных случаях, он протянул к нему руку, как если бы перед ним была колли или овчарка. К его облегчению — он по собственному опыту, почерпнутому в подвалах Сирс-тауэр, знал, что Серые могли укусить руку, ведущую их, — собакообразная тень подошла еще ближе.

Это была определенно собака или какая-то разновидность волка. Когда она оказалась совсем близко, ее очертания стали видны более отчетливо. Джеремия любил собак: собака — друг человека, а на кошек у него была аллергия. Волки его тоже интересовали. Он подумал, каково было бы завести дома волчонка.

Холодный нос ткнулся ему в ладонь. Он хотел отдернуть руку, но передумал. Джеремия прищурился; у него практически не оставалось сомнений, что перед ним именно волк. У него была серая, серебристая шерсть. Величественный, умный, верный волк… впрочем, об этих его качествах пока приходилось лишь догадываться.

Волк заглянул ему в глаза и завилял хвостом.

Джеремия Тодтманн начинал догадываться, почему эти призраки так вились вокруг него. Это он сотворил волка. На свой собственный вкус. Это не был обман зрения: перед этим Джеремия дотронулся до него, это был лишь смутный, едва намеченный силуэт.

«Томас придавал нам устойчивости». Это было еще мягко сказано. Арос намекал ему на некую силу, которой наделен король, но до сих пор Джеремия не очень хорошо понимал, что он имел в виду. Он мог — в буквальном смысле — изменять их, особенно тех, у которых не было собственного четко выраженного облика. Возможно, со временем он сможет воздействовать на самого Ароса и даже на ворона.

Воздействовать на Ароса и на ворона! Похоже, картина начинала проясняться. Что если эти двое стремятся манипулировать им отчасти из страха, что когда он приобретет достаточно влияния, то их собственная власть окажется под вопросом? Что произойдет, если они не будут контролировать его? И что, собственно, произошло с его предшественниками?

Волк облизывал его ладонь. В глазах его угадывалось истинное блаженство. Единственной радостью Серого — пусть даже этот Серый всего лишь животное — был стабильный, устойчивый облик. Джеремия понял, что они подвержены воздействию слишком многих живущих в реальном мире и потому обречены постоянно менять обличье. Неудивительно, что в итоге они оказывались всего-навсего эфемерными тенями. Ни одна форма не могла завоевать доминирующего влияния. Только при условии, что представления достаточно многих живых людей о некоем существе или некоей личности — вроде Лохнесского чудовища или Мэрилин Монро — совпадали, Серые получали шанс существовать в более или менее стабильной оболочке. В старину, когда кругозор людей был куда более ограничен, все было проще. Серые были, как правило, эльфами, карликами, привидениями, драконами. Теперь же человеческое общество было перегружено информацией, и одни и те же образы в сознании разных людей имели разные коннотации. Возможно, собственно даром живого воображения обладали немногие, однако сильно расширился набор средств, способных стимулировать и направлять игру этого самого воображения. Кино, телевидение, книги, игры, новости…

Несчастным призракам, должно быть, все время казалось, что их разрывают на части.

— Привет, — услышал Джеремия.

Волк отскочил в сторону и злобно зарычал на вновь подошедшего. Это было то самое обезьяноподобное существо, которое Джеремия видел еще в «Бесплодной земле».

— По-моему… Арос… ищет тебя.

Джеремия пока не горел желанием снова встречаться с этим ходячим трупом, а потому поспешил перевести разговор на другую тему.

— Кто ты? — спросил он.

Красные глаза-семафоры часто заморгали. Поколебавшись, обезьяноподобный проронил:

— Я не Горацио.

— У тебя есть имя?

— Не-е… думаю. — Он снова принялся часто-часто моргать. — А что, я могу получить собственное имя?

«Можешь ли ты получить имя?»

— Имя? Ты хочешь, чтобы я дал тебе имя?

— Ты единственный…