Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

— «Сад пыток доктора Диаболо». — Он гордо улыбнулся. — Потрясающий успех. Мы предоставили ему лицензию.

Кабалу это показалось удачным развитием дела.

— Итак… я буду?..

— Нет, не будешь, — сказал Сатана. — Это было бы слишком легко. Пари — это тебе не по парку гулять. Его должно быть трудно выполнить.

Он бросил папку обратно в коробку. У него осталась последняя пачка документов. Он взял верхний лист и прочитал вслух.

— График предварительной подготовки. Проект «Ярмарка Раздора». — Он посмотрел несколько других листов. — Предложен Левиафаном, поддержан Ваалберитом. Это что-то новенькое, да, Астрепаг? В первый раз он с чем-то соглашается. Ах, вот почему. Функция: склонять к соперничеству, богохульству, ссорам и душегубству. Неудивительно, только Ваалбериту могло прийти в голову, что люди ходят на ярмарки, чтобы ввязаться в хорошую потасовку, поплевать на Библию, а затем поубивать друг друга. Неудивительно, что проект свернули. К остальному приложил лапы Левиафан. И правда, сделано очень профессионально. Если этим займётся подходящий человек, она может стать очередной машиной для похищения душ. — Он посмотрел на Кабала. — Как тебе, Йоханнес? Подойдёшь, как думаешь?

— Я не особенно весёлый… — начал Кабал.

— Да ладно, правда что ли? — абсолютно невинно сказал Сатана.

— … я не знаком с «ярмарочным» бизнесом и я едва ли общителен. Откровенно говоря, считаю, что твоя задача поставлена не совсем справедливо.

Довольно долго было тихо. Периоды добродушия Сатаны — как и у многих управленцев — длились вплоть до момента, пока ему не возражали. Он чудовищно нахмурился, улыбка спала с его лица, словно смазанная жиром свинья с церковной крыши. Быстро, в течение нескольких секунд, озеро лавы охладилось. Пылающая красная скала поменяла цвет сначала на грязно-серый, потом на чёрный. Стало заметно холоднее. На каменных стенах начал появляться иней.

— Не совсем справедливо, — повторил Сатана. От весёлого и общительного парня не осталось и следа. — Не совсем справедливо? — Это уже был не его голос, а глас самой Преисподней: словно вендиго, дух зимы, вставший на коньки, по огромной пещере пронёсся гулкий вопль, преисполненный ледяной злобы. — Я Сатана, также именуемый Люцифером Носителем Света…

Кабал поморщился. И почему эти дьяволы всегда норовили выложить всю свою фамильную историю?

— Я был низвергнут самим Господом в эту тёмную, серную яму и осуждён провести здесь вечность…

— Ты пробовал просить прощения? — перебил его Кабал.

— Конечно нет! Меня отправили сюда из-за греха гордыни. Так что если бы я сказал «прости», это скорее подорвало бы мой авторитет.

— У меня тоже есть гордость. И всё же ты настаиваешь на том, чтобы отослать меня с этим жалким поручением, будто я циркач какой. Где тут справедливость?

Сатана откинулся на троне и понизил голос, словно беседа ему наскучила.

— Поищи как-нибудь слово «Сатана» в словаре, смертный. Ты найдёшь такие термины, как «первородное зло», «воплощённый порок» и «прародитель греха». Если ты найдёшь там «хороший мужик», «славный малый» и «олицетворение справедливости», то я бы посоветовал тебе купить другой словарь. Ты принимаешь сделку?

Кабал размышлял.

— Сто душ?

— Да.

— Один год? До полуночи следующей Вальпургиевой ночи?

Сатана тяжело вздохнул.

— А что, сегодня Вальпургиева ночь? Так и знал, что что-то забыл. Предполагается, я сейчас по ту сторону границы резвлюсь с ведьмами. — Он свирепо скривил губы. — В этом году меня и правда нельзя беспокоить; пусть мои аватары уладят дело. Так что ты там говорил? Ах, да. До следующей Вальпургиевой ночи, верно.

— И я получу ярмарку в помощь?

— Именно так.

— Что если я не справлюсь?

— Меня это не очень волнует. Думаю, я мог бы, — он огляделся в поисках вдохновения, — забрать твою жизнь. Мне кажется, что это вполне справедливо. По моим меркам.

Кабал сомневался.

— Другой сделки ты не получишь, Йоханнес Кабал, соглашайся или уходи.

Лёд на замёрзшем озере медленно таял по мере того, как оно вновь начало нагреваться. Кабал смотрел по сторонам, обдумывая решение. Если он не примет пари, его исследования будут бесполезны. Даже хуже, если по счастливой случайности, несмотря на отсутствие души, он всё же преуспеет, они потеряют всякий смысл. Если он примет пари и проиграет, всё закончится тем, что он веки вечные будет подвергаться мучениям, которые выдумал какой-то полоумный средневековый монах.

Он цокнул языком. Получается, и выбора никакого нет. Он кивнул.

— Я принимаю твоё предложение.

Он понятия не имел, с чего бы людям хотеть впустую тратить своё время и деньги на ярмарке, когда они могли бы заниматься чем-то важным, но он был уверен, что как только возьмётся за дело, у него получится мысленно опуститься до этого уровня.

— Хорошо. Великолепно.

Сатана бросил толстую папку Кабалу, который с трудом избежал сотрясения мозга.

— Вот тебе ярмарка, вот тебе бюджет.

Он сжал руку в кулак, его ногти впились в плоть. Капля чёрной крови упала на пол и приобрела форму блестящей холодной сферы размером с медицинский мяч.

— А вот тебе год.

Он щёлкнул пальцами другой руки, и появились песочные часы. Он перевернул их и поставил перед Кабалом.

— Пользуйся. Теперь кыш! Ты мне надоел.

— Подожди, — сказал Кабал. Подозрение, что не всё так гладко, переросло в уверенность. Он указал на сферу. — Что значит «бюджет»?

— Ярмарку Раздора так и не сдали в эксплуатацию. Все материалы были выделены, но персоналом она укомплектована не была. Всё в этой папке. Этот шар крови — моя дьявольская сила и власть. Каждый раз, когда ты будешь взывать к ним, шар будет уменьшаться. Используй его мудро, Йоханнес Кабал. А теперь — сказал он в заключение — приём окончен.

Он снова щёлкнул пальцами, и Кабал внезапно оказался в другом месте.

Во всех направлениях, насколько хватало взгляда, простирались Плоские Земли — чего и говорить, плоские, однообразные, и то, что они находились недостаточно высоко над уровнем моря, уюта тоже не прибавляло. Поля будто только и ждали, чтобы превратиться в болота. Кое-где ожидание подошло к концу. Обветшалые деревянные заборы, отделявшие один клочок нездорового вида земли от другого, местами повалились. Каменные стены тоже долго не простояли — утонули. В трёх направлениях было трудно разглядеть границу между серой землёй и серым небом. В четвёртом, постепенно исчезая в отдалении, тянулась земляная насыпь.

Тоскливое, угнетающее место, и Кабал очень удивился, внезапно там оказавшись. На миг он испытал унижение, оттого что в попытках осознать, почему он больше не в Аду, крутился на месте, будто зашёл не в тот туалет. Наконец заключив, что его бесцеремонно переместили, он сопроводил это открытие грязным ругательством на языке, мёртвом уже восемь тысяч лет, тем самым умудряясь быть исключительно эрудированным сквернословом.