Александр Юрин - Сквозь тернии

— Ну да, как же такое забыть, — Александр Сергеевич улыбнулся, косясь на фото внука, — малыш в сереньких брючках, блестящих башмачках, тщательно выглаженной рубашке, на кармане которой уже зияет пятно от пролитых чернил, держит в руках пухленький рюкзачок, а личико… — Он-то думал, что каждый день, как первое сентября будет, а тут уроки задавать стали! И смех и грех.

— Ох, Алька-Алька… — Анна прикоснулась почти прозрачным пальцем к плотно сомкнутым губам недовольного сынишки, прочертила по щеке, глянула в прищуренные глаза и на сведённые брови. Казалось, миг, и изображение на фотокарточке непременно оживёт, начнёт оправдываться, одновременно пытаясь определить по выражению лица матери, что той уже известно, а что сегодня можно и утаить.

— Сорванец самый настоящий растёт, — Александр Сергеевич отвернулся и глянул в окно. — Совсем погода испортилась. Наверное, тепла больше не увидим.

Анна кивнула, снова села на кровать.

Уныло скрипнули пружины.

— Наверное… — Она помолчала, потом нерешительно прошептала: — Папа…

Александр Сергеевич обернулся.

— Я, вот, думаю, может, тебе всё же съездить, поговорить с этим Титовым?.. Пока тут ничего плохого не случилось. Потом ведь не до разъездов будет.

Александр Сергеевич резко поднялся с табуретки, подошёл к прячущей глаза дочери, склонился, взял за ледяную руку.

— Анна, ты это о чём? Брось! Слышишь меня?! Прекрати себя накручивать! Изведёшь ведь так сама себя.

— Папа, не надо, — Анна высвободила руку и серьёзно посмотрела в глаза отца. — Я давно уже разобралась со своими чувствами. Это не истерика, я просто хочу быть уверенной, что после моей… что когда вы останетесь вдвоём с Алькой… вы не будете ни в чём нуждаться. А у этого человека есть деньги — много денег, которыми он намерен поделиться!

— Но ты ведь сама только что сказала, что это может оказаться шуткой!

— Может, — Анна облизала пересохшие губы, нервно забегала зрачками по крашеным стенам палаты. — Но с той же долей вероятности, это может оказаться правдой!

Александр Сергеевич покачал головой.

— Нет, только не в этом мире.

— Что не в этом мире, папа?

— В этом мире ничто не даётся просто так, Анна. За всё нужно платить.

— Нет, — Анна отрицательно качнула головой. — Просто за всё нужно бороться.

Александр Сергеевич вздрогнул. Положил руку на колено дочери.

— Знаешь, Анна… давно уже собирался тебе сказать, но всё как-то не решался. Потому что знал, что это спровоцирует у тебя слёзы, а мне от их вида совсем не по себе делается. Но оттягивать и дальше, просто бессмысленно. Анна, твой Алька… — Голос предательски дрогнул, и Александр Сергеевич невольно умолк.

Анна усмехнулась.

— И что он натворил на этот раз?

— Разве ты плачешь, когда он что-нибудь натворит? — Александр Сергеевич покачал головой. — Ничего он не натворил.

— Ничего? Тогда уже я НИЧЕГО не понимаю… — Анна улыбнулась, отчего в груди Александра Сергеевича затеплилась надежда. Но лишь на мгновение. Затем тут же пропала, как и растворилась под натиском хандры улыбка дочери.

— Как-то раз я рассказал Алексею о своём последнем полёте.

— Когда ты чуть не разбился? — Анна заломила кисти рук.

На секунду Александру Сергеевичу показалось, что запястья дочери вот-вот переломиться, издав протяжный хруст… Однако ничего не произошло. Александр Сергеевич тут же попытался отмахнуться от неприятных мыслей.

— Да, о нём.

— Я когда это от мамы впервые услышала — ещё, можно сказать, в детстве, — чуть умом не тронулась. Не знаю даже, что бы со мною сталось, вернись ты на лётную службу, — извелась бы одна дома! — Анна поёжилась. — И как Алька прореагировал?

Александр Сергеевич улыбнулся.

— Ну, вначале, естественно, чуток всплакнул… Нет, вру. Так, немого погрустил, на шее повисел, а потом выдал, будто из РСЗО пальнул!

— Из чего? — Анна открыто улыбалась.

Александр Сергеевич, без сомнений, отдал бы что угодно на свете, лишь бы вот эта улыбка дочери никогда не иссякала. Даже жизнь! Хотя в его возрасте глупо торговаться последней.

«Какая уж тут борьба? Анна осталась один на один со злобным чудовищем, что грызёт её изнутри. Ничто не в силах ей помочь, разве что вот эта самая улыбка… да призрачная надежда. И то и другое сейчас наверняка встало поперёк горла тому, что рвётся изнутри».

— Ладно, всё равно не пойму, — отмахнулась Анна, — объяснять придётся. А тебя Алька и без меня наверняка замучил расспросами.

Александр Сергеевич махнул рукой: мол, а куда деваться? Вырастили такого неугомоныша, теперь мучайтесь!

— Так что же Алька? — Анна устремила на отца дрожащие зрачки и чуть заметно улыбалась — истинное лицо любящей матери, которую пытаются отлучить от любимого сына.

«Отлучить, — Александр Сергеевич внутренне содрогнулся. — Это надо же до такого додуматься!»

— Алька спросил, как стать смелым. Точнее, в его понятии, это значило: как стать настоящим человеком. Что нужно для этого сделать.

Анна потупила взор, покачала головой, потом… заплакала.

— Папа… ты прости… Со мной всегда так… Сам же знаешь… Не обращай внимания.

Александр Сергеевич зачем-то снова глянул на застывшие за окном тучи.

— Я сказал ему, что для того, чтобы стать сильным и мужественным, нужно совершить настоящий поступок. Анна, твой сын — повзрослел. А мы этого даже не заметили, закинувшись мрачными буднями. Всё Алька да Алька, а к нему уже иной подход искать нужно, несмотря на то, что он всё ещё несмышлёный озорник. Временами на поверхность уже выглядывает сознательность и вот тут уж нам самим недозволительно совершать ошибки — иначе не на тот путь наставим. А что тогда будет, не мне тебе объяснять. Так что незачем мне никуда ездить, тем более, сейчас. И дело вовсе не в тебе, а в Алексее — за ним сейчас глаз да глаз нужен. А ты лечись, отдыхай и не гони, слышишь, не гони костлявую! Точнее гони её прочь, пока она не влезла в твою голову целиком!

Александр Сергеевич замолчал и двинул к своей табуретке.

Анна схватила отца за руку.

— Папа. Спасибо тебе. За всё спасибо!

Алька сидел за столом и разукрашивал последнюю тетрадную страницу — так делали все одноклассники, напрочь игнорируя замечания учителей. Своего рода, единый подростковый протест против ненавистного режима принуждения. Добиться чего-то подобным образом естественно не представлялось возможным, но ощущение всеобщего неповиновения только лишний раз поднимало собственную самооценку.

Альке нравилось просто рисовать, а потому принципы школьных друзей его мало заботили. Тем более, общеизвестно: не кусай руку, что тебя кормит — точнее, учит, — потому что, в противном случае, помощи на контрольных ждать будет просто не от кого. Надежды на шпаргалки так же могут легко кануть в небытие, а о том, что будет в этом случае, не хотелось даже задумываться.