Александр Юрин - Сквозь тернии

Евгений Валерьевич молчал. Потом глянул в ответ на Элачи. Тихо проговорил:

— Зачем всё это?

— Что, простите?

— То, чем вы занимаетесь там у себя. Разве это правильно: корпеть над материей и антиматерией, расщеплять ядра, рубить ход в параллельный мир? Вы никогда не задумывались, к чему это всё может привести? Нет. А надо было — ведь мы это уже проходили. До создания атомной бомбы хоть кто-нибудь задумался, как будет дальше? Вряд ли. Создали. Живём. Точнее не живём, а балансируем, будто на качелях, страшась неверно озвучить собственную позицию, а то ведь могут не так понять, не так махнуть. А что в этом случае? Хм… Ничего. Верёвка пока держит. Так и теперь. Все куда-то стремятся, но толком не знают куда. А самое главное, зачем. Да, развиваться нужно, не спорю, но верен ли выбранный нами путь? Не приведёт ли он в тупик?

— Не совершив пробный шаг, невозможно что-либо понять, — осторожно заметил Элачи.

Евгений Валерьевич грустно вздохнул.

— Боюсь, вы правы. Только сперва нужно отходить в ясли и перейти в первый класс.

— Не понимаю.

— Мы ведь ещё дети. Взрослый, совершив неверный шаг, тут же вернётся в исходную точку, а ребёнок…

— Мы — глупцы, — перебил Элачи. — Ребёнок не совершит этот шаг вообще. Ребенок, стоя на месте, определит верный ход. Я не понимаю, отчего именно так… Почему уровень яслей много выше кафедры доцента?

Евгений Валерьевич вздохнул.

— Боюсь, не нам с вами рассуждать на данную тему. Но я вам всё же расскажу то, что вы так хотите знать. Могли бы сразу открыться — сэкономили бы время. Свое, да и моё.

— Прошу меня извинить. Просто не все способны воспринять истину такой, какая она есть на самом деле.

Евгений Валерьевич кивнул, соглашаясь.

— Мячик подружился со странной девочкой.

— Странной?

— Ну, вообще-то в ней не было ничего такого уж странного. Просто она была слепой от рождения. Её звали Светлана. Девочку направили в наш дельфинарий проходить курс дельфинотерапии. Знаете…

— Да-да, я в курсе, что это такое! Ну же, продолжайте.

Евгений Валерьевич пожал плечами.

— Так вот, Мячик и Светлана тут же подружились. Между ними возникла некая связь. Они словно понимали друг друга. Пару раз я слышал, как Светлана обращается к Мячику, будто тот живой человек и понимает то, что ему говорят. Более того, могу поклясться, что это была своего рода беседа. Дельфин отвечал девочке… по-своему. Хотя, по большей части, они молчали.

— А другие дети?

— Мячик играл и с другими ребятишками, учувствовал в представлениях, катал взрослых — обычный дельфин, каких миллионы. Единственная странность — это Светлана.

— А вы уверены, что сама девочка была обычной?

— В смысле?

— Сейчас в прессе масса статей про детей-индиго. Якобы они обладают дополнительными чувствами, так что могут общаться с животными, определять человеческую ауру, лечить заболевания одним лишь прикосновением…

Евгений Валерьевич поджал губы.

— Отчего же, слышал. Но ведь их на глаз не определишь. Да и какая разница — они же все дети, и это самое главное.

— Да, вы, безусловно, правы, но всё равно!.. Вдруг девочка и дельфин и впрямь понимали друг друга?! Могли общаться, как мы с вами!

Евгений Валерьевич вздохнул.

— Я думаю, что девочка просто всё выдумала. К тому же у неё погибли родители. Вы только представьте, каково ребёнку, в жизни не видевшему света, вдобавок ко всему, остаться ещё и круглой сиротой.

Элачи промолчал.

— Вот и я о том же, — Евгений Валерьевич вздохнул. — Знаете, я не поклонник всяческой мистики и прочей кабалистики, что идёт в ногу со временем. Мой мир рационален и познаваем: мне проще поверить в искреннюю дружбу ребёнка и дельфина, нежели во что-то ещё, что даже не имеет научного обоснования. Прощайте. Надеюсь, удовлетворил ваше любопытство, — Евгений Валерьевич направился прочь.

— Постойте!

— Что-то ещё?

— Эта девочка… Светлана. Вы не могли бы оставить мне её координаты?

Евгений Валерьевич отрицательно качнул головой.

— Боюсь, что нет, извините. Я даже не уверен, что она всё ещё находится на территории Украины.

— Как это?

— Светлана больше не посещает дельфинарий. Её документы изъяты фондом детской опеки… да и Мячик последнее время пребывает в таком состоянии… будто его подружка неимоверно далеко.

— Но как же так? Неужели нет способа узнать, где можно было бы найти Светлану?!

— На протяжении последней недели, Светлану привозила машина с российскими номерами. Человек, сопровождавший её, предъявил документ удостоверяющий личность на имя Дмитрия Титова.

— Титова?! — Элачи аж взмок. — Да что же это такое?..

На этот раз Малыш молчал дольше обычного. Светлана его не торопила — было не к спеху, да и отсутствие взрослых располагало к подобному единению. Можно было ни к чему не прислушиваться, ни о чём не думать, ничего не говорить. Просто очисть сознание от рутины обыденности, и надувать в воображении переливающиеся мыльные пузыри.

«Их словно что-то распирает изнутри, отчего прозрачная оболочка так и норовит растянуться, породив на свет что-то невиданное!»

Светлана понятия не имела, на что именно походили высвободившиеся из заточения создания, но они были такими же реальными, что и всё вокруг — девочка могла в этом поклясться! Скорее всего, именно потому, что не видела и того, что вокруг.

Малыш однажды сказал, что это одно и то же, как если бы смотреть на облака. Они такие же податливые, что и пузыри, только намного больше и выше. Они могут заслонять собою солнце, могут «периться» и «слоиться», могут рыдать слезами дождя, или источать гнев вспышками молний. А могут спуститься вниз и растянуться вдоль земли реками молочных туманов. Они могут много чего, однако не это главное. Суть дела в том, что их можно размять собственным сознанием — как пластилин пальцами, — а из податливой массы слепить всё что угодно! Достаточно иметь Воображение.

Светлана тогда не поверила, и Малыш показал.

Действительно, зрелище стоило того!

«Хотя, наверное, всё именно так, лишь оттого, что я никогда в жизни не видела ничего подобного! Другим облака, скорее всего, опостылели, ведь они видят небесные кудряшки изо дня в день, так что те прилизались, засалились, а может и вовсе выпали, оставив после себя уродливую плешь. Всё рано или поздно надоедает. Возможно, что и сама жизнь… Хотя это уже неправильно».

Облака…

Они были и впрямь незабываемые! Особенно если смотреть на них сверху-вниз: например, через иллюминатор несущегося в небесах самолёта. Внизу, под крылом, — будто мягкая перина! Кажется, прыгни на неё — обязательно откинет обратно! Хотя прыгать особо и не хочется, как и не хочется, чтобы откинуло. Наоборот, в душе — нестерпимое желание завернуться во всё это белоснежное убранство, укутаться в него с головой, уткнуться носом, попытаться уловить запах детства… аромат ландыша… близость самого дорогого… Близость мамы. Так, как это было тысячи раз! Так, как уже не будет никогда.