Татьяна Осипова - Тьма придет за тобой

— Мизуко, — она услышала в трубке голос доктора Крисса, — мы на задней стороне дома, поторопитесь, времени до полуночи остается катастрофически мало.

— У вас все в порядке?

— Ничего… сейчас все хорошо, — в голосе доктора Крисса появилось что-то странное, как будто бы он что-то не договаривал, — не бойся, Мизуко, где Анна, она с тобой?

Мизуко выключила связь и, сжав в руках биту, двинулась вдоль стен, покрытых плесенью и скользким мхом. Дом излучал ужас, от которого пробирал мороз до самых костей, Мизуко попыталась успокоиться и, вытерев мокрое от пота лицо, двинулась дальше. Мокрая трава под ногами, мертвые птицы и запах разложения — девушка ощутила, как тошнота подкатывает к горлу. Перед глазами все плыло и, остановившись, она прижалась лицом к мокрой стене дома, слыша, как бьется его проклятое сердце. Она слышала чье-то дыхание и голос. Женский голос, который просил ее убираться отсюда, как можно скорее: «Это место проклято, и никому нет прощения, кто ступил сюда!» Мизуко ударила себя по щеке, потом еще и еще, пытаясь сбросить наваждение. Стало значительно легче, стужа подбиралась к ногам, вырастая из тумана, что стелился по мокрой траве. Дрожа от страха и холода, она подошла к западному углу особняка. Выглянув в темноту, Мизуко ускорила шаг, все еще думая об Анне, о том, что же произошло с ней.

Телефон зазвонил снова, и она выключила его, опасаясь, что ее могут обнаружить, она не доверяла звонившему, теперь она никому не доверяла. Обойдя дом, она увидела распахнутую дверь черного хода и осторожно, вынув фонарик, посветила в темноту. Ей казалось, что там кто-то есть. Не иначе ее там ждали либо ее новые друзья с Оливером, либо Асмодей со своей свитой. Она понимала, что это безрассудно входить в темный коридор, таивший в себе столько опасностей, но находиться снаружи оказалось еще труднее. Под ногами хрустнуло битое стекло, она оглянулась, увидев, что стекла на входной двери разбиты. Спустившись по ступеням вниз, Мизуко услышала голоса, они принадлежали доктору Криссу и отцу Ганкелю. Они спорили. Она не могла расслышать их, касаясь пальцами поверхности металлической двери подвала.

— Эй! — тихо позвала она, постучав костяшками пальцев по металлу.

— Впустите меня!

Дверь распахнулась внезапно, и Мизуко отпрянула от струи холодной воды, — что вы делаете? — она закрыла лицо руками. — Зачем?

— Прости, девочка, — отец Ганкель помог ей подняться, — просто мы не уверены, что ты это ты. Святая вода — все еще отличная проверка!

— Ничего себе! — она оглядела большое подвальное помещение. — Что это за рисунки? — Мизуко показала на огромную пентаграмму на кафельном полу. Потом взглянула на Оливера, который улыбался ей, и перевела взгляд на доктора Крисса.

— Где Анна? — спросил доктор Крисс.

— Она в машине, — уронила Мизуко.

— Ты понимаешь, что оставив ее там, подвергаешь ее жизнь опасности?

— Я еще не видела такого, что двадцатилетняя девушка стареет на глазах, и я не была готова к тому, что она беременна.

— Что? — отец Ганкель округлили удивленные глаза. — Но вчера…, я не понимаю…

— Вчера это было вчера, а сегодня ее живот вырос на глазах, и она сказала, что это ребенок демона.

— Это осложняет ситуацию, — вздохнул отец Ганкель, — ты, поэтому не отвечала на звонки? Мизуко опустила голову и тяжело вздохнула.

— Сначала нас чуть не сбил черный пикап, потом на дорогу упало огромное дерево, таксист погиб, мы еле выбрались, а потом этот живот, он рос и рос, — она закрыла лицо руками. — На меня напали птицы они, словно хотели убить меня…

— Успокойся, — доктор Крисс погладил ее по волосам, — отец Ганкель выполнил свою миссию, изгнав из тела Оливера темную сущность элементаля, ты не видишь его, но он корчится в муках заключенный в этом знаке. Он указал на пентаграмму.

— Теперь пришла твоя очередь.

Бейсбольная бита выпала из ее безвольных пальцев.

— Ты сильная, Мизуко, — произнес Оливер, поднимаясь из инвалидного кресла.

— Оливер?

— Пора начать ритуал, — доктор Крисс бросил в центр пентаграммы какой-то порошок и начал свою речь, полную непонятных слов. Латынь. Мизуко вспомнила ее. Еще участь в медицинском колледже она изучала этот древний язык. Мертвый, теперь он давал жизнь всему сказанному на нем, магическим образом заставляя остановиться времени и вспыхнуть языкам пламени в сердце ловушки для элементаля. Ловушка была сделана по эскизам древних книг, отец Ганкель сам нарисовал ее, поставив на углах пятиконечной звезды толстые восковые свечи. Запахло тлением и кровью, потом и страстью, Мизуко закрыла глаза и сжала в своей ладони пальцы Оливера. Он стал совсем другим, она смотрела на него и чувствовала, как его не хватало ей все это время. Алые языки пламени облизали потолок, выплескивая на каменный пол мужчину. Разве он похож на демона, спрашивала себя Мизуко, но Оливер легко узнал его. Все те же длинные рыжие волосы и уродующий шрам от ожога на щеке. Тэо Джанко рассмеялся, показывая ровные зубы. Мизуко прижалась к стене, ощущая, как пульс стучит в висках. Демон смотрел на Оливера, постепенно превращаясь в него. Доктор Крисс и отец Ганкель переглянулись, святой отец продолжал читать на латыни, ни один мускул не дрогнул на его лице, а доктор лишь вытер пот со лба, в подвале становилось жарко. Демон менял лица и, казалось, не может причинить им вреда, однако его насмешливая улыбка говорила о том, что у него спрятаны козыри в рукаве, и сейчас он готов. Сейчас пробил его час, и все вспыхнет бесовским пламенем, задыхаясь и корчась в нем.

Анна открыла глаза и поняла, что заперта в машине, взглянув на свой большой живот, она почувствовала такое счастье, вспоминая зачатие этого ребенка, вспоминая все подробности той ночи. Волна наслаждения прокатилась по ее телу, остановившись, как цунами, готовое обрушиться на города всей своей уничтожающей силой… Анна почувствовала на своих плечах женские пальцы, которые ласкали ее шею, забираясь в разрез на груди. Она хотела обернуться, но услышала знакомый голос.

— Не стоит, Анна, нам и так известно кто я, кто ты. Ты выполнила свое предназначение и теперь станешь полноправной частью суккубата. Ты будешь вечно молодой и желанной. Мужчины. Теперь они будут хотеть тебя, страстно, с болью, отдавая свои жизни, свою кровь и свои души. Ты принесешь его сердце на золотом подносе, и мы вместе съедим его.

— Чью сердце? — прошептала Анна, — не останавливайся… — она подняла руки, трогая Римму за пальцы, вдыхая знакомый запах пряностей и ароматических свечей.

Римма перебралась на водительское кресло и, заглянув в глаза Анны, улыбнулась.

— Оливер. Нам нужно его сердце, как и его душа, он последнее звено в цепочке всех этих событий.