Ирина Крыховецкая - Поломанные Константы

Дети, двое малышей, замерших и настороженных, как мышата, остановились перед Машей, слезинки сверкнули в глазках. Человек с ними, незнакомый, чужой? Каменный словно.

– Мама! Мама!

Гулко забилось сердце, душа последнюю льдину перетопила, память отпустил холод северный. Кинулась к детям Маша, руками, как крыльями обхватила, опять весна для нее наступила, опять жизнь началась.

– Мои хорошие, мои маленькие, да как же я забыть посмела, как душа гореть без вас могла? Ручки, добрые, родные, крошки-ладошки, где же вы были столько времени? Измаялась без вас вся, сама того не понимая, – зашептала Маша. – А это что за Чужинец? Лихо чувствую…

– Ставр! Ставр! – закричала Маша, отводя детей в сторону. – Забери наших малышей, взгляд злой у Чужинца, знать, недобрую мысль замышляет. Идемте, мои хорошие, домой пора. Как же плохо без вас было. Не бойтесь вы взгляда Чужого, не смотрите на него! Не помню я его, и вы тоже забудьте.

– Уходи, Чужак, иди своей дорогой, – повторила Маша Чужинцу, – Не знаем мы с детьми тебя. У нас другой отец и заступник. Ставр. Полярный Охотник.»

Замолчал Иван, одеяло у спящего сына поправил. Сигарету взял, в подъезд вышел, закурил, задумался. Дверь соседская тихо скрипнула, Одетта Юрьевна вышла.

– Ну что, Ванечка, спит Кузьма Андреевич?

– Спит, – обронил Иван.

– А ты не переживай, вернется с севера Марья. Такую ни один Охотник Полярный не удержит.

– Кто такая Макошь? – спросил Иван.

– Богиня древняя, заступница женская. Много имен у нее, кто Ладой зовет, кто Ледой, кто Лебедем, а кто Одеттой. Я так думаю, Мария она просто. Да уж и спать пора, Ванечка, пойду я…

Иван застыл, поднявшись с лестничных ступенек и смотря вслед уплывающей в свою квартирку Одетте. Потом и сам побрел домой, глубоко задумавшись. Кузьма спал и улыбался во сне. Иван прилег рядом, и малыш тут же прижался к нему. Иван вздрогнул, как он столько месяцев не замечал, что они нужны ему, что они и есть смысл его жизни, его судьба и любовь.

– Ну что, не шибко еще замерзла? – раздался над Марьей незнакомый голос. Чувства возвращались, а вместе с ними леденящий холод и странное безразличие, словно всего пару минут назад живое тепло из души вынули, и вместо него мороз да лед туда впустили. «Кажется, Ваня вернулся? Скоро у Кузьмы день рождения, вот и вернулся. Какая разница – вернулся или нет? Кузьма…» – нет, ничего не пошевелилось в душе Марьи. «Куда же эта боль многомесячная подевалась? Кузенька… Сын где-то один. Нет, не один, с бабушкой Одеттой он. Кто-то еще. Не помню. Катя? Ммм… Люди какие-то в голову лезут, покою мешают! И оружия опять нет под рукою. да нет, зачем оно мне-то?» – уже с удивлением подумала Марья и приоткрыла глаза. Яркий свет от маленького вырубленного окошка, заваленного с той стороны белым снегом, заставил снова их закрыть.

А где-то далеко-далеко схватился за сердце Иван, неожиданно почувствовавший все горе и отчаянье, которые носила в себе Марья последние месяцы. «Больно как», – прошептал он и, крепче взяв Кузьму за руку, отправился с ним на прогулку. Они гуляли по парку, когда навстречу, в кружении листьев поздней осени, вышла Одетта Юрьевна. Мягко улыбнулась, приподняла вуаль шляпки-таблетки и, взяв Кузьму за ручку, заговорила с Иваном:

– Ну что, мил человек, пойдешь за женой в непростую дорогу? Или Охотнику Полярному отдашь? Марья-то непроста у тебя, птица белая, нездешняя, повезло тебе, случай особенный, да проверку, видать, не прошел ты.

– Чью? – удивился Иван.

– Того, кто всегда нас бережет и от бед укрывает.

– За Марьей пойду, помогите, Одетта Юрьевна.

– Быть по сему, – перестала улыбаться Одетта Юрьевна. – Только один в дорогу пойдешь. Дальнюю. Душа дорогу укажет. Только душа. Ей доверься. Наталья с Аннушкой уже улетели, давно, поди, на севере. Иди же, не стой.

Недоуменно Иван сделал шаг.

Холод ударил в лицо, глаза открыл. Поселок заснеженный вдали. Далее стена таежная. И нет более родного города, лишь тепло от ладошки сына в сжатом, твердом кулаке.

– Наташа, – вздохнула Аннушка, – далеко как нас занесло. Просторы какие! – Аннушка сошла со снегохода, рассматривая величественный белый ковер, бескрайний, с бушующей таежной каймой деревьев. – Красота какая.

– Красота, – согласилась Наташа, – опасная красота, зачарованный это край, не простой…

– Чья будешь? – веселые голубые глаза смотрели на Марью. Она поднялась с рукотворной кровати, оглядела фигуру молодого мужчины в охотничьих северных одеждах из кожи.

– Разница какая тебе? – холодно спросила она.

Парень приблизил к ней свое лицо, словно разглядывая неведомые письмена в ледяных глазах цвета теплой южной зелени. Неестественная холодность, ненастоящая, зачарованная. Звезды и даль всех миров Вселенной в этих глазах, тайна какая-то.

– Ты что-то хотел? – Марья отодвинула парня рукой.

– В глаза твои посмотреть хотел.

– Увидел?

– Вполне.

– Вот и все. Пора мне. Если причинила какие-то неудобства, прости.

– А куда это ты собралась? – спросил парень.

– Молод еще столько знать. В тайгу мне вернуться надо.

– Прямо так в тайгу и надо? – улыбнулся парень. – Меня Алексеем зовут.

– Очень приятно, – и Марья осмотрелась по сторонам, отыскивая свою куртку.

Алексей протянул Марье тонкую куртку.

– В твоей куртке здесь летом хорошо, а не в стужу зимнюю.

– Мне и без куртки холодно не будет, – усмехнулась Марья, – по душе мне мороз и ветра местные.

– Вот окаянная, что наделала! – в сердцах воскликнул парень.

– Кто? – ровный голос Марьи звенел.

– Моряна, девка северная. Что же ты натворила, что наказала она тебя так? Уж не дорогу ты ей перешла ли?

– Моряна. – Марья на минуту замерла. – Точно, мне нужно к Моряне, не знаешь, где найти ее?

– Да ты с ума сошла! – воскликнул Алексей. – Погибнуть хочешь, солнца не увидеть?

– Солнца? – Марья задумалась. – А зачем мне солнце?

– Заледенела ты, – вынес свой приговор Алексей, – не любит тебя никто, что ли? Так бывает, если не любит человека никто, забывается он, леденеет. Как ты.

– Любит – не любит, да не все ли равно тебе? – насмешливо Марья оглядела Алексея и натянула куртку. – Ты вроде человек взрослый, а размышляешь, как запуганный перевертыш лесной. Пойду я.

– Да никуда ты не пойдешь, ненормальная! Погибнешь там! – Алексей рванулся к Марье, вдавливая ее в деревянную стену сруба. Горячие губы отыскали холодные. Жаром, горящим костром окутало Марью. Болью отдалось каждое прикосновение теплых губ и рук.

– Да кто ты такой! – закричала Марья, пытаясь оттолкнуть сильного и большого парня.

– Охотник. Обыкновенный Полярный Охотник, – тяжело дыша, Алексей стаскивал с Марьи куртку.

– Прекрати, мне больно. Ожоги будут – совершенно серьезно, – заявила Марья.