Майкл Смит - Что-то темное и печальное

«Бесцельно» — простое короткое слово. Оно означает «без цели», где «цель» — мысленное предвосхищение действия. Без замысла и направления, а, следовательно, без места назначения, без будущего, которое можно предвидеть. Люди часто используют слишком легкомысленно. Они «бесцельно» бродят по улице, не в силах решить, то ли им попить кофе, то ли заглянуть в книжный магазин, то ли просто сесть на лавочку и поглазеть на прохожих. В этой «бесцельности» нет ничего страшного. Это временное состояние, часто наступающее после того, как получишь совет отдохнуть. Прожить час без мыслей о заботах, без нужды куда-либо спешить и что-то делать? В нашей суматошной жизни, где приходится непрерывно переключаться с одной проблемы на другую, это слово сулит только приятное.

Но если у тебя вообще нет цели? Нет точки опоры? Это совсем другое. Отсутствие цели похоже на смерть. Не иметь цели и значит быть мертвым, даже хуже. Именно люди, не имеющие цели, выбирают плохой путь и идут по нему, потому что больше им идти некуда.

В субботу после полудня Миллер всегда садился за руль. С утра он позволял себе поваляться в кровати лишние полчаса, читая почту и удаляя спам, а потом сидел на террасе с видом на лес, с журналом или айпадом в руках, выпивая бесчисленное количество чашек кофе. Его готовила стоявшая на кухне кофе-машина стоимостью восемьсот долларов. Она делала очень хороший кофе. Так и было задумано, иначе с чего бы ей стоить восемьсот долларов?

К полудню из-за сочетания кофеина с другими факторами он обычно не испытывал особого голода, но все равно шел на кухню и открывал холодильник. На его тарелке оказывались остатки готовых блюд, которые он закупал в будние дни в магазинах Сан-Франциско — или же в супермаркетах Санта-Круса и Фелтона в пятницу вечером, когда возвращался домой. По идее, еда должна была доставлять удовольствие и напоминать, что в жизни есть хоть что-то хорошее. По идее. Потом он наполнял соком один из двух стаканов, которыми пользовался. Второй, с выцветшим логотипом, предназначался для виски, но он был нужен только по вечерам. Миллер твердо придерживался этого правила.

Он выносил тарелку и стакан на террасу, ставил на стол, придвигал к нему самое плетеное кресло, в котором провел все утро, и ел. К этому времени солнце уже висело высоко в небе, и стол оказывался в тени. Миллер любил сидеть в тени, когда ел. Смена освещения помогала ему представить, будто он занят чем-то другим, отличным от того, чем занимался все утро. Хотя, строго говоря, все было по-прежнему. Он оставался тем же мужчиной, который сидел в тишине на террасе с видом на лес и жевал дорогую еду, по вкусу напоминавшую картон.

Позже он относил тарелку в дом и мыл ее в раковине на кухне. Естественно, у него была посудомоечная машина. Посудомоечные машины помогают экономить время. Но Миллер мыл тарелку и серебряные приборы вручную, наблюдая, как стекает, образуя водоворот, вода, потом вытирал и убирал в кухонный шкаф. Когда-то у него были жена и ребенок; теперь они жили в трех тысячах миль отсюда. Ему не хватало жены и ребенка; с другой стороны, после их отъезда у него появилось много времени. Оно складывалось в бесконечную вереницу минут, которые заползали в возникшие в его жизни пустоты подобно армии маленьких муравьев, ползущих по коже вверх, к лицу, и дальше в рот, в уши и глаза.

Почему бы не помыть за собой тарелку. И нож, и вилку, и стакан. Чтобы остановить, хоть ненадолго, проклятых муравьев.

Он никогда не выходил из дома ради чего-то определенного. Субботние дни проходили бесцельно. От дома, расположенного высоко в горах Санта-Крус, за час или два он мог добраться до множества интересных мест. Сан-Хосе, Саратога, Лос-Гатос. Санта-Крус, наконец. Мог поехать на юг в Монтерей, Кармел или Биг-Сур. Даже в Лос-Анджелес, если бы захотел провести там выходные.

И что?

Вместо этого он просто садился за руль.

Поросшую секвойями гористую местность пересекало не так уж много дорог. 17-я и 9-я автострады, трасса, ведущая к виноградникам Бонни Дум, южное и северное шоссе Н1. Только 17-я была похожа на настоящую автостраду, хотя, если сравнивать ее с основными магистралями, то вопрос спорный. А еще дороги, соединяющие два двухполосных шоссе. И старые шоссе, которыми перестали пользоваться, когда построили новые автомагистрали.

Старые забытые второстепенные дороги.

Обычно там и смотреть-то было не на что. Перелески, иногда ручеек, реже — дом, спрятанный далеко в лесу. Сельские горные пейзажи, с деревьями и ядовитым плющом. Горные хребты, обвязанные лесными дорогами, которые бегут то вверх, то вниз, иногда с едва заметным уклоном, иногда почти отвесно, и петляют между домами, стоящими за линиями электропередачи на участках по двадцать и пятьдесят акров. Здешние места не слишком привлекали туристов, разве что «Мистерия спот» [1] «Мистическое пятно», аномальная зона, в которой, предположительно, не работает гравитация. , старомодный аттракцион, который гордо называл себя «Аномальной зоной», но существовал скорее благодаря занятной геометрии и извечному стремлению человека быть обманутым.

Все это Миллер видел уже много раз. Местные достопримечательности он исходил когда-то вдоль и поперек с женой и ребенком, а тенистые дороги и тропы — в последние несколько месяцев, в одиночестве. Можно было подумать, что ему не стоит рассчитывать на новые впечатления. И все-таки каждую субботу, когда он садился за руль, ему встречалось что-то, чего он раньше не видел.

Сегодня он выбрал Брансифорт-драйв, древнюю трассу, проложенную среди диких лесов и гор на северо-востоке Скоттс-Вэлли. Двигаясь без всякой цели на север, он вдруг заметил поворот. Миллер глянул в зеркало заднего вида, убедился, что следом никто не едет, и остановился.

Это была петлявшая среди деревьев двухполосная дорога без каких-либо указателей.

Отлично, как раз то, что нужно.

Миллер развернулся и поехал по дороге; росшие вдоль нее высокие мощные деревья скрадывали солнечный свет. Плавные подъемы и спуски повторяли природный рельеф: когда на пути попадался особенно толстый ствол или небольшое ущелье, промытое много веков назад бурным горным ручьем, дорога делала резкий зигзаг. Здесь не было ни домов, ни других признаков человеческого жилья. Миллер решил, что это общественная земля, но так и не смог вспомнить, есть ли такая в округе, и не заметил никаких табличек, подтверждающих, что это парк. И вдруг впереди он увидел знак:

СТОП

И все. Сам не понимая почему, он подъехал ближе, остановился и принялся с любопытством разглядывать табличку. Кусок картона с написанными черным маркером буквами был приколочен к дереву довольно давно.