Игорь Липин - Казаки

К полудню пурга стала стихать и Митяй осторожно, через прокопанную дырку в снегу просунул на поверхность заячье чучело. Пруточком, привязанный к задним лапкам, он время от времени слегка дергал его. Наверху должно было создаться впечатление, что раненый заяц пытается ползти или бьётся в агонии. Охотничий приём был не нов — так иногда добывали диких крыс. Но вот неприятеля на чучело ещё никто не подманивал…. Сейчас, после пурги, часовые скорее всего должны в бинокль осматривать местность и обязательно увидят чучело. Наверняка на приманку клюнут.

Прохор, таким хитростям его научивший, всё-таки голова!

От волнения пробирала дрожь и пересохло в горле. Схватка с неизвестным противником страшила. О том, каким он окажется — высоким или низким, здоровенным или слабаком, Митяй старался не думать. В шутейных драках ему приходилось биться до крови не раз. Но это было совсем не то. Впервые он должен был схватиться с соперником насмерть. А если их окажется несколько?… Хотя, навряд ли за одним зайцем пойдут толпой…. Второй часовой должен будет из окон прикрывать идущего.

Вот оказывается почему Прохор учил, чтобы он в трёхстах шагах от здания запрятался! На таком расстоянии прицельный выстрел из арбалета трудно сделать, да и от погони потом удирать легче. А если дальше, то зайца не заметят.

Митяй покрепче сжал в кулаке кастет и, не двигаясь, стал поочерёдно напрягать и расслаблять все мышцы. Так учили. Если ноги-руки, закостеневшие после длительного лежания, подведут его — это будет верная погибель…

Как он ни прислушивался, всё равно пронзительный скрип снега раздался неожиданно. Шаги, показалось, были почти над самой головой. Волнение прошло.

Слух обострился до предела. Вот всё стихло… Похоже, человек остановился где-то рядом и разглядывает зайца. Что-то насторожило его. Всё равно должен подойти ближе… Точно, идёт! Снежная кровля вдруг просела. Да это же чужие лыжи стоят прямо на Митяе! Пора!

Откинув пленку, он резко сел, разметав куски снега, и с силой толкнул человека, стоявшего над его укрытием. Дневной свет слепил и резал глаза. После темноты убежища он почти ничего не видел! Этого никто не мог предугадать. Поспешно вскочил и, приняв боевую стойку, ударил наугад, но рука с кастетом провалилась в пустоту. Почти в это же мгновение Митяй получил в ответ хлёсткий удар в висок, от которого в глазах стало наливаться багровым цветом. Коварный толчок в пах, а затем в грудь, опрокинули на спину. Боль пронизала всё тело и затуманила мозг.

Действительность начала растворяться в темноте…

Этого нельзя было допускать! Сжав зубы, последним усилием воли заставил себя не терять сознание. Немного отпустило. В голове шумело и что-то тёплое текло по шее за воротник рубахи. Осторожно, сквозь полуприкрытые веки, стал осматриваться.

Глаза начали привыкать к яркому свету. В красном тумане увидел, как в нескольких шагах от него стоит какой-то человек. Рядом воткнута в снег лыжная палка-копьё.

Не спеша, неизвестный снял с плеча странного вида арбалет с оптикой, натянул тетиву и вложил стрелу.

Митяй напрягся. Его правая рука, откинутая в сторону, по-прежнему сжимала свинцовый кастет. Он незаметно вытащил пальцы из отверстий и стал ждать.

Незнакомец, поднёся приклад к плечу, направил стрелу на Митяя. Это было для него роковой ошибкой! Даже младенцу известно, что целящийся человек не сможет отклониться от летящего предмета. Со всей силы Митяй метнул свой кастет. Тяжёлая свинцовая отливка с хрустом врезалась в лоб противника, и он медленно стал оседать на снег. Спущенная тетива со звонким щелчком отправила смертоносную стрелу далеко в сторону.

Победа придала сил. Боль, вроде как, даже чуток отпустила. Вскочив на ноги, Митяй проворно достал из ямы свои лыжи, застегнул крепления. Мельком взглянул в сторону домов. Там уже началась суета, слышались крики, в оконных проёмах бегали фигурки людей. До того как начнётся погоня, у него в запасе не меньше пары минут. Пока они спустятся вниз, встанут на лыжи — пройдёт немало времени.

Стрелять, наверное, поостерегутся, боясь попасть в своего.

Первым делом, Митяй, на всякий случай, с размаху добавил кулаком по окровавленному лицу. Башка, наполовину укрытая просторным капюшоном со щегольской меховой оторочкой, безжизненно мотнулась. Быстро собрав раскиданное снаряжение, взвалил неожиданно лёгкое тело на плечи и поспешил в сторону полоски леса, темнеющей далеко на горизонте.

Душа пела и ликовала! Он сделал это! Выполнил невыполнимое! Да ещё и трофеи добыл — оружием и имуществом врага разжился. Только бы теперь до леса добежать, а там скоро стемнеет, погоня сама отстанет. Не родился ещё такой крысятник, который смог бы в тайге казака настичь!

Радость от успешно выполненного дела прошла быстро. С двойной ношей лыжи глубже обычного проваливались в снег. Через полчаса бега Митяй стал выдыхаться. Левый глаз залился кровью и почти ничего не видел. От пота сильно щипало рану на виске. Морозного воздуха, врывающегося в лёгкие через открытый рот, перестало хватать. Что-то начало всхлипывать и хрипеть в груди как при сильной простуде.

Силы стремительно таяли…

Поднявшись на небольшой пригорок, позволил себе оглянуться. Несколько человек, всего лишь в каких-то пятистах-шестистах шагах, быстро скользили по его следу.

Чуть дальше размеренным шагом шла основная группа не менее чем из десятка человек. Скорее всего, преследовать его решили серьёзно и долго.

А Митяю было худо. Неожиданно сильно начала болеть грудь. Покосившись вниз, обнаружил в своей меховой куртке из двойной оленьей кожи дыру, сочащуюся кровью.

В паху тоже ныло, но он даже боялся взглянуть туда Похоже на то, что трижды достал его копьём шустрый крысятник. В висок, в пах и в грудь. Машинально переставляя лыжи, он чувствовал, что темп движения стал снижаться. Скоро его настигнут. Совсем плохо дело…

Оставалось единственное средство. Ему, как молодому казаку, ещё год назад повесили на грудь патронную гильзу с тайным порошком. Порошок этот готовила старая станичная ведунья бабка Варвара из травяных семян, мускуса водяной крысы и молозива маковых коробушек. В безвыходной ситуации придавало ведьмино зелье человеку силы и ловкость необычайные, но употребить его можно было только раз в жизни. У тех, кто решался попробовать это средство второй раз, крыша напрочь съезжала. Вселялись в такого человека бесы, становился он тогда совсем безумным и жизнь его на этом кончалась. [12] Казачье общество отличается нетерпимостью к юродивым и умалишённым. Люди, проявившие малейшие признаки безумства считались порченными и без всякой жалости убивались. Мясо их поедалось без торжественной тризны. На имя сумасшедшего накладывалось табу и его запрещалось упоминать в разговорах. Примечание автора.