Наталия Земская - Анти-Авелин

И вдруг, эта девушка – Авелин Дангон – с таким чистым рассудком и не похожая ни на кого. Так смело мыслить ее мог научить только очень незаурядный человек, поверивший в то, что женщина способна на истинно глубокие знания.

Каждый раз, помогая епископу проводить службу в соборе, Жан Поль украдкой отыскивал глазами Авелин в толпе прихожан и слушал, как усиленно бьется его сердце при виде ее образа. Он объяснял себе свое волнение приятным воспоминанием о встрече на холме Фурвьер с девушкой незаурядного ума. Оставаясь в одиночестве, он мысленно наслаждался разговорами с ней, обретя в ее образе все понимающего собеседника. Вспоминая ее умные и любопытные глаза, он переносил их в свои мечты, где наконец-то мог изложить свои взгляды на мироустройство человеку, который был способен оценить их.

В то утро, когда Авелин первый раз не пришла на службу, Жан Поль справился со своей досадой, и весь день старался не думать о ней. Вечером он мысленно журил себя за свои бесплодные мечты и беседы с выдуманным образом девушки, но было уже поздно сопротивляться самому себе. Пытаясь уснуть, он закрывал глаза и сразу же видел ее, – то с растрепанными на ветру волосами, то склонившуюся над молитвенником. И наконец, ему пришлось признаться себе в том, что страх не увидеть ее завтра в соборе держит его за горло и не дает ему думать больше ни о чем, а только о ней.

Его опасения подтвердились, Авелин не пришла на утреннюю службу во второй раз, и он смутно ощущал свою вину. У приора ордена не было достаточного опыта общения с женщинами, ему казалось, что его жизненный путь был предопределен самим проведением. Однажды Всевышний подверг его испытанию, навсегда отвратив в нем стремление к плотским наслаждениям.

Это случилось на студенческой пирушке, посвященной окончанию учебы в университете. Долгие годы изучения теологии, ощущение своего нового качества и головокружительные надежды смешались с терпким вином в головах молодых служителей церкви. Сначала новоиспеченные богословы демонстрировали свои познания в божественном писании. Затем, с увеличением выпитого вина, начались скабрезные шуточки на тему целибата и откровенные рассказы о том, что уже давно все они потеряли свою телесную чистоту. И неоднократно, и с удовольствием нарушили обеты, данные своим наставникам перед лицом Господа Бога.

Дошла очередь и до Жана Поля. Он попытался отшутиться, перевести тему на другой разговор, но из этого ничего не выходило. Под удивленные возгласы своих однокашников он глупо отмахивался и густо краснел, ощущая свою ущербность в данной ситуации. И кто-то предложил громко, через весь стол:

– Этот день нашего освобождения от заточения в учебных классах должен быть отмечен символичным освобождением от телесного заточения нашего друга! Долой наставников! Долой обеты! Долой девственность!

– Долой! – и глиняные кружки сотрапезников, наполненные кислым вином, взмыли над их головами.

– Эй, Жюль! – стали все наперебой звать хозяина кабака. – Ты же знаешь, старый развратник, где можно найти порядочную вдовушку, которая за награду лишит девственности нашего друга.

– Есть такая, – услужливо хихикая, наклонился к столу Жюль. – Я и сам к ней захаживал, пока моя старуха отлучалась по делам из города. Но она берет дороже, чем портовые девки и, к тому же, капризная. Может не согласиться, если не будет настроения.

– От такого красавчика, как наш Жан Поль, не откажется. А за ценой мы не постоим! Говори – сколько? – все улюлюкали и хохотали, выкидывая на стол медяки.

Жюль жадно вытирал ладони об засаленный фартук, считая в уме сумму медяков.

– Этого достаточно, – накрыл своей волосатой ладонью горстку монет хозяин кабака. – Готовьте своего агнца к встрече. Здесь недалеко.

Руки друзей подняли Жан Поля со скамьи, на которой он сидел, и понесли к выходу. Друзья пели и шутили, неся его по улице на своих плечах, а он смеялся, не веря в серьезность их намерений.

– Пришли. Тихо! А то прогонит, – скомандовал Жюль.

В темноте послышался стук уличной калитки – это Жюль нырнул в дверной проем каменной стены, отделявшей улицу от внутреннего дворика. Через какое-то время все услышали его приглушенный голос:

– Сюда!

Руки друзей толкнули Жан Поля в темноту, и он попал в цепкие объятия сводника. Спотыкаясь о каменные ступени, он был втянут в дом, а затем и в комнату, где на грубо сбитом столе горела свеча, растекаясь по кривой глиняной плошке. В слабом свете он разглядел пышногрудую женщину со смеющимися карими глазами и распущенными черными волосами.

– Оставляй, – царственно приказала вдовушка и, поднявшись, направилась в сторону возвышения, выстланного козьими шкурами.

– Повезло, – хлопнул по спине Жана старый сводник.

Жан Поль сел на скамейку за стол и уставился на пламя свечи. Ситуация была удручающая – на козьих шкурах лежала посторонняя женщина, а за дверями поджидали хихикающие друзья. Хмель молниеносно улетучился, и захотелось пить.

– И долго ты будешь разглядывать свечу? – в голосе вдовушки была слышна усмешка.

– Я посижу и уйду, – промямлил он. – Деньги оставьте себе.

Вдовушка зашуршала козьими шкурами, затем неслышно появилась в свете свечи.

– Встань, – скомандовала она.

Жан Поль как ошпаренный вскочил со скамьи, оказавшись лицом к лицу пусть и с немолодой, но очень красивой женщиной. В следующее мгновение он почувствовал, что подол его шерстяной рясы пополз вверх. Он схватил рясу ниже бедер, сжав грубую ткань в кулаках.

– Не мешай, – прошептала она, властно перекинув его руки на свои обнаженные плечи.

А дальше – теплые женские ладони с его бедер медленно поползли на живот и замерли, дав ему представить себе то, чего бы он захотел испытать в следующие минуту. И, в точности угадав все его желания, наполнили живот ощущением какой-то легкости. Ноги стали деревянными и перестали слушаться.

Жан Поль даже не понял, как оказался около высокого ложа. Колючая ряса упала с него на пол, и он распластался на пахучих шкурах, придавленный мягким и сладким телом своей любовницы.

Удовольствие накрывало толчками с головы до ног, наполняя физической радостью все ощущения и подведя их к высшей черте безумного желания; вдруг, сжалившись, сбросило его в блаженство, оставив приятную боль и чувственное счастье.

Стоило ему шевельнуться, как руки и живот снова почувствовали мягкость женской кожи и новое желание. Он жадно погрузился в ее груди, вдыхая доселе неизвестный запах плотского греха.

Вдовушка с легкостью оттолкнула от себя юношу, соскочив с возвышения, подбежала к кувшину с водой и стала быстрыми движениями омывать внутреннюю часть бедер.

Несчастный Жан, увидев все это, воспринял женскую осмотрительность за отвращение к нему, и ощутил обиду так сильно, как это бывало с ним лишь в детстве, пока он не обрел с возрастом черствость к людской несправедливости.