Наталия Земская - Анти-Авелин

– Каким образом?

– Он строил особняк с учетом будущих дворянских собраний. Ему казалось, что развлечения и тематические встречи могут стать началом объединения людей, которые по крови принадлежат к определенной общности. Я же пытался ему объяснить, что не существует одноприродности мышления по крови, единомышленников формирует только соответствующая социальная среда, которая в нашем случае давно утеряна, но он меня не слушал. Вместо этого он отбирал представителей знатных родов по принципу наличия благородных поступков в их истории. Усадьбу он строил долго, но стройкой не хвалился, и первый раз я ее увидел, только когда она была полностью готова. Бал в честь русских благородных старинных родов, – так он назвал свое мероприятие, – был организован незамедлительно. Я на приглашение не откликнулся, так как знал заранее, чем все это закончится. Реакция Боголюбова превзошла все мои ожидания. Он был раздавлен увиденным, когда к нему на прием заявилась разношерстная публика из разных социальных слоев. А я его предупреждал. С тех пор мы стали общаться еще реже.

– А Елизавета Федоровна где была все это время?

– В России, но в Москве появлялась наездами, и мы с ней виделись крайне редко. По словам Боголюбова, она под Смоленском обнаружила каких-то дальних родственников и, в силу своего затворничества, предпочитала женское общество из пожилых тетушек в доме со старым садом.

– И как часто вы бывали в особняке?

– В лучшем случае, раз в полгода.

– Что же произошло в последний раз?

– Боголюбов захотел обсудить со мной последние торги московского отделения аукционного дома Sotheby’s. Это было во вторник, пятого марта. Я приехал к пяти часам на чашечку чая, испросив у него согласие взять с собой мою собаку. Он великодушно согласился, хотя сам животных в доме не держит. Во время приятной беседы мы выпили с ним по рюмочке коньяка и решили выйти на садовую террасу, – снег там уже растаял, и приятно грело весеннее солнце. В какой-то момент я услышал громкую речь, спорили две женщины. Я отчетливо услышал фразу одной из них: «Я твоя сестра, и ты не можешь со мной так поступить». Из-за угла появилась Елизавета Федоровна в сопровождении высокой дамы, укутанной в шаль поверх пальто. Лицо этой дамы я разглядеть не успел, так как, завидев нас, она быстро ретировалась обратно за угол дома, ее примеру последовала и Ольга Федоровна. Они явно не ожидали встретить нас на террасе.

– А дальше?

– Дальше я с удивлением задал вопрос Боголюбову: «Разве у Елизаветы Федоровны есть сестра?». Он ответил, что сестра – «седьмая вода на киселе» – была привезена из-под Смоленска в качестве компаньонки. И этот инцидент был бы исчерпан и забыт, если бы не выражение лица Боголюбова. Я явно услышал то, что мне совсем не надо было слышать. Разговор после этого не клеился, а в глазах моего собеседника читалось раздражение. Нам принесли пахучий чай с травами и, стоило мне допить свою чашку, как хозяин дома поднялся из-за стола и раскланялся со мной, сославшись на внезапно возникшие дела. Около парадного входа меня поджидала машина Боголюбова, от которой я категорически отказался. Мне захотелось развеять неприятный осадок от случившегося, и мы с Бобоней отправились пешком к железнодорожной станции. На полпути, около автомобильной трассы, у меня случилась галлюцинация. Я взлетел над землей и увидел себя сверху. Восторг от произошедшего сменился дурнотой, и мне стало плохо, стальной обруч сковал грудь, и я начал задыхаться. Когда я падал на землю, успел подумать, что в сумерках вечера вряд ли кто-то остановиться, увидев лежащего на грязной обочине старика. В глазах потемнело и последнее, что я запомнил – это неистовый лай собаки и визг тормозов.

– Собака привлекла внимание окружающих?

– Совершенно верно. На третий день меня из реанимации перевели в обычную палату, и первым делом я решил найти Бобоню. Связался с соседями по квартире и попросил их об одолжении – отправить своего сына по названному адресу, поискать собаку. Мальчишка быстро откликнулся, так как любил моего пса. В полдень он позвонил мне расстроенный и сказал, что собаку не нашел, а вокруг особняка оцепление. Все остальное я узнал из прессы. Мысль о том, что меня хотели отравить, пришла в голову, когда лечащий врач сообщил мне о результатах анализов. В моей крови был обнаружен мускарин – это яд, содержащийся в красном мухоморе. Его не применяют в медицине, а используют разве только в экспериментальных исследованиях. Из этого напрашивался вывод, что случайно я им отравиться не мог. Вы не поверите, но я остался жив благодаря своему панкреатиту. Я принимал атропиносодержащие препараты, а атропин – антидот мускарина. Вот так.

– Вы заявляли о своих подозрениях в полицию?

– Нет еще, но доктор сказал, что мне обязательно придется пообщаться по этому поводу с властями.

– Я займусь ускорением этой процедуры и приобщу ваше заявление к уголовному делу.

– Спасибо. Вы, конечно же, в интересах следствия не можете рассказать, что происходит вокруг этих убийств.

– Не могу. Но с удовольствием опишу все события моей встречи с Бонифацием.

Лицо профессора потеплело:

– Вы его Бонифацием почему назвали?

– Просто, предложил ему на выбор несколько кличек, он выбрал именно эту.

Пациенты больницы начали постепенно заполнять дорожки парка. Их благодушие от теплого весеннего дня сменялось на удивление при виде аристократичного профессора в черном и бомжеватого оперативника в маскировочном халате. Разноперую парочку, медленно движущуюся по аллее, объединяла счастливая собака, на которую они смотрели с детским умилением.

– Иннокентий Петрович, моему старому организму предстоит еще долгая реабилитация после случившегося. Надеюсь, вы присмотрите за Бобоней? Я возмещу все ваши расходы.

– О чем вы, Станислав Витольдович! За такое удовольствие я сам готов вам приплатить. Скажите, почему вы пса так назвали?

– А вот, смотрите. Бобоня, иди ко мне. Скажи, как тебя зовут? Ну, не стесняйся, говори уже.

Пес начал комично переминаться с лапы на лапу и хватать пастью воздух.

– Бо! – наконец-то выдавил он из себя. – Бо-бонь!

– Вот, видите! – радовался как ребенок профессор. – Он сам себя так назвал.

– Здорово! Осталось еще домашний адрес выучить, и за собаку можно будет не переживать.

Попрощавшись с профессором около входа в больничный корпус, Петрович зашагал к своей машине. Бонифаций с удивлением оборачивался на своего старого хозяина, который с грустью махал ему вслед, оставаясь на месте.

– Семенов, как успехи?

– Вещи на заднем сиденье машины. Еле отбил их, начальник смены оказался редкостным бюрократом. Если бы не Николай Николаевич, не знаю, чем бы дело кончилось.