Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

Делать революцию легко, думала левая, когда троица поднималась по ступенькам YMCA. С каждым часом они становились сильнее. На первом этаже комнаты, и в каждой — пара пленников. Их владельцы лежали, ничего не ведая, с руками на груди, или на подушке, или свесив их на пол В тишине освободители проскальзывали в приоткрытые двери, карабкались на кровати, касались пальцами ждущих ладоней и звали их на бой во имя новой жизни.

Босуэллу было чертовски плохо. Он нагнулся над раковиной в туалете и попытался освободить желудок. Но внутри, кроме боли, уже ничего не осталось. Живот зверски ныл, голова раскалывалась. Когда же он поумнеет? Ведь давно известно, что он и вино — плохие товарищи. В следующий раз, пообещал он себе, ни капли. Желудок опять скрутило, тошнота подступила к горлу. Он поспешно склонился над раковиной. Ничего. Он подождал, пока приступ тошноты пройдет, и выпрямился, глядя на свое лицо в грязном зеркале. Ну и вид у тебя, парень!

Тут из коридора донесся шум. За все двадцать лет и два месяца своей жизни Босуэлл ни разу не слышал ничего подобного.

Он осторожно открыл дверь. Что бы там ни происходило, это не походило на веселую вечеринку. Но там его товарищи. Если случились драка или пожар, Босуэлл обязан прийти им на помощь.

Он выглянул в коридор. То, что он увидел, оглушило его, как молотком. Коридор был плохо освещен — несколько лампочек вырывали из темноты лишь отдельные промежутки между комнатами, и Босуэлл возблагодарил Бога за эту милость. Ему вовсе не хотелось видеть происходящее в деталях, хватило и первого впечатления. В коридоре царил бедлам: полуодетые люди метались в панике и при этом старались искалечить себя любыми попавшимися под руку острыми предметами. Большинство из них Босуэлл знал если не по имени, то в лицо. Это были здоровые люди; по крайней мере до сего дня. Теперь их охватила лихорадка самоуничтожения. Повсюду Босуэлл видел один и тот же кошмар. Ножи кромсали руки, кровь дождем брызгала в воздух. Кто-то — кажется, Джезус? — зажал свою руку между дверью и косяком и бил по ней снова и снова, не давая никому остановить его. Один из белых парней подобрал нож полковника Кристи и орудовал лезвием. На глазах Босуэлла рука этого парня отлетела, поднялась на пять пальцев и заковыляла по полу. Она была живая!

Не все поддались общему безумию, но другие настигали бедняг и вонзали в них оружие. Один — Босуэлл узнал Северино — содрогался под ударами какого-то парня с внешностью панка, в ужасе смотревшего на то, что делают его собственные руки.

Кто-то появился в двери одной из комнат и побежал к туалету; чужая отрезанная рука вцепилась ему в горло. Это был Макнамара — парень такой худой и такой обкуренный, что его звали «улыбка на палке». Босуэлл отшатнулся, когда Макнамара ворвался в дверь, прохрипел что-то вроде мольбы о помощи и рухнул на пол Он пытался оторвать от своей шеи пятипалого убийцу. Прежде чем Босуэлл успел помочь, движения Макнамары замедлились и наконец стихли.

Босуэлл отошел от него и снова выглянул в коридор. Теперь мертвые и умирающие завалили узкий проход, а руки, прежде принадлежавшие им, карабкались через тела в кровожадном исступлении. Они отрезали оставшиеся кисти или просто плясали в экстазе на лицах бывших хозяев. Босуэлл оглянулся на лежащего Макнамару — рука, вооруженная перочинным ножом, уже перепиливала тому запястья. За ней тянулся кровавый след. Босуэлл понял, что пора бежать, пока не подоспели другие. В это время панк — убийца Северино — подполз к туалету; вернее, его подтащили взбунтовавшиеся руки.

— Помоги, — прохрипел он.

Босуэлл саданул дверью и захлопнул ее прямо перед лицом панка. Разочарованные руки рвались открыть замок, в то время как губы панка, прижатые к скважине, повторяли:

— Помоги. Я не хотел этого делать с тем парнем. Помоги.

Босуэлл старался не обращать внимания на его мольбы. Он думал, как спастись.

Что-то коснулось его ног. Он понял, что это, еще прежде, чем увидел. Одна из рук (левая) полковника Кристи — он узнал ее по татуировке — уже взбиралась по его ноге. Босуэлл заметался, как ребенок, ужаленный пчелой и слишком напуганный, чтобы стряхнуть ее. Краем глаза, он заметил, что рука, кромсавшая перочинным ножом запястья Макнамары, закончила свой труд и теперь двигалась к нему. Ее ногти цокали по линолеуму, как клешни краба Она и двигалась, словно краб — еще не освоила прямохождение.

Собственные руки Босуэлла пока слушались его, как и руки нескольких его друзей (последних из его друзей) там, в коридоре. Им было хорошо на своем месте. У него оставался благословенный шанс выжить.

Он наступил на приблизившуюся руку. Хрустнули пальцы, и тварь забилась, как раздавленная змея. Теперь он знал, что они уязвимы. Не убирая ноги, он наклонился и подобрал упавший нож, вонзив его в тыльную часть ладони Кристи, что уже карабкалась по его животу. Пальцы Кристи сжали его тело. Рискуя быть распотрошенным, Босуэлл воткнул нож глубже. Рука пыталась двигаться, но потом обмякла, и Босуэлл оторвал ее от своего живота. Она вертелась на ноже и не думала умирать. Тогда он пригвоздил ее к стене, где от нее не могло быть вреда, и перенес внимание на врага под ногой. Он надавил сильнее и услышал, как хрустнул палец, потом еще один. Раздавив все, что мог, он изо всех сил швырнул руку в стену; она ударилась о зеркало, оставив след, похожий на раздавленный помидор, и упала на пол.

Он не стал ждать, выживет ли тварь. В дверь уже царапались новые пальцы. Они хотели войти, скоро они ворвутся. Босуэлл перешагнул через Макнамару и подошел к окну. Оно было небольшим, но и он не великан. Босуэлл кое-как протиснулся наружу и замешкался — все же второй этаж. Но лучше упасть, чем оставаться здесь. Они уже вышибали дверь. Едва створки треснули, Босуэлл прыгнул вниз, ударившись о бетон. Он быстро проверил конечности — слава богу, цел! Господь любит простодушных, подумал он. Наверху в окне появилось лицо панка.

— Помоги мне! — крикнул он. — Я сам не знаю, что делаю!

Но тут пара рук нашла его горло и мольбы смолкли.

Босуэлл пошел прочь от общежития. Он думал, кому и что он должен рассказать. На нем были надеты лишь спортивные трусы и носки. Никогда еще холод не казался таким приятным. Ноги его ослабели, но этого следовало ожидать.

Чарли проснулся с дурацким ощущением. Ему снилось, будто он убил Эллен, а потом отрезал себе руку. Какой же ерундой набито его подсознание! Он попытался протереть глаза, чтобы отогнать сон, но руки не было. Он сел в постели и закричал.

Яппер приказал молодому Рафферти наблюдать за раненым и известить его, когда Чарли Джордж; придет в себя. Рафферти задремал и проснулся от крика. Чарли смолк при виде испуганного лица.