Клайв Баркер - Книги крови V—VI: Дети Вавилона

Вдруг, впервые с момента их появления, один из индейцев шагнул вперед. Старик — лет на тридцать старше любого из племени. Как и все остальные, он был почти голым. Обвислую плоть на его груди и конечностях покрывала заскорузлая кожа; шагал он твердо и уверенно, хотя белесые глаза свидетельствовали о слепоте. Старик встал напротив пришельцев и раскрыл рот — беззубый рот с гнилыми деснами. То, что изверглось из его тощего горла, напоминало не человеческую речь, а шум: попурри на тему джунглей. Невозможно точнее определить то, что прозвучало; это была весьма устрашающая череда подражаний. Старик рычал, как ягуар, кричал попугаем, из его горла вырывались всплески тропического ливня на листьях орхидеи и вой обезьян.

Стампф почувствовал, что его горло сжалось. Джунгли заразили его болезнью, иссушили тело и бросили, как выжатую тряпку. А теперь старик с гноящимися глазами изрыгал на него отвратительные звуки. От жары кровь пульсировала в голове Стампфа, и он был уверен, что старик отсчитывает ритм своего звукоизвержения под эти глухие удары в висках и запястьях.

— О чем он говорит? — поинтересовался Лок.

— О чем эти звуки? — переспросил Стампф, раздраженный идиотским вопросом. — Просто шум.

— Старый хрен проклинает нас, — произнес Черрик.

Стампф оглянулся на него. Глаза Черрика выкатились из орбит.

— Это проклятие, — сказал он Стампфу.

Лок засмеялся: Черрик был слишком впечатлительным Он подтолкнул Стампфа вперед к старику, который немного убавил громкость своих распевов; теперь он журчал почти весело. Стампф подумал, что старик воспевает сумерки, тот неуловимый миг между неистовым днем и душным зноем ночи. Да, точно: в песне индейца слышались шорохи и воркования дремлющего царства; это было так убедительно, что Стампфу захотелось тут же лечь на землю и уснуть.

Лок оборвал пение.

— О чем ты говоришь? — бросил он в изрытое морщинами лицо старика. — Отвечай!

Но ночные шорохи продолжали шуметь, как далекая река.

— Здесь наша деревня, — послышался вдруг еще один голос, как бы переводящий речь старика.

Лок резко обернулся на звук;. Заговорил юноша, кожа которого казалась позолоченной.

— Наша деревня. Наша земля.

— Ты говоришь по-английски, — сказал Лок.

— Немного, — ответил юноша.

— Почему ты не отвечал, когда я спрашивал? — От невозмутимости индейца Лок начал звереть.

— Мне не положено говорить. Он старший.

— Ты хочешь сказать, он вождь?

— Вождь умер. Вся его семья умерла. Он мудрейший из нас…

— Тогда скажи ему, что…

— Ничего не нужно говорить, — перебил его юноша. — Он понимает тебя.

— Он тоже говорит по-английски?

— Нет. Но он понимает тебя. Ты… ты проницаемый.

Локу показалось, что мальчишка иронизирует, но он не был уверен. Он посмотрел на Стампфа, и тот пожал плечами. Лок снова обратился к юноше:

— Объясни ему как-нибудь. Объясни всем. Это наша земля. Мы ее купили.

— Племя всегда жило на этой земле, — последовал ответ.

— А теперь не будет, — сказал Черрик.

— У нас бумаги… — Стампф все еще надеялся, что конфронтация закончится мирно. — Бумаги от правительства…

— Мы жили здесь раньше правительства.

Старик наконец перестал озвучивать джунгли. Возможно, подумал Стампф, он закончил один день и теперь начнет другой. Но старик собрался уходить, совершенно не обращая внимания на чужаков.

— Позови его обратно, — приказал Лок, наводя ружье на юного индейца Его намерения были недвусмысленны. — Пусть скажет остальным, что вам надо убираться.

Несмотря на угрозы, юноша, казалось, нисколько не смутился и совершенно не собирался давать распоряжения старшему. Он просто смотрел, как тот возвращается в хижину. Остальные тоже потянулись к своим жилищам. Очевидно, уход старика стал общим сигналом к окончанию спектакля.

— Нет! — закричал Черрик. — Вы не слушаете! — Краска бросилась ему в лицо; голос сорвался на визг. Потрясая ружьем, он бросился вперед: — Вы, вонючие собаки!

Не обращая внимания на его вопли, индейцы быстро расходились. Старик добрался до своей хижины, наклонился и исчез внутри. Некоторые еще стояли и смотрели, и на их лицах читалось нечто вроде сострадания к сумасшедшим европейцам. Но это лишь распалило Черрика.

— Слушайте, что я говорю! — визжал Черрик. Пот разлетался брызгами, когда он вертел головой, перебрасывая безумный взгляд с одной удаляющейся фигуры на другую. — Слушайте, вы, ублюдки!

— Не волнуйся… — Стампф попытался успокоить его.

Это подействовало на Черрика как детонатор. Без предупреждения он вскинул ружье, прицелился и выстрелил в дверной проем, где скрылся старик. Птицы с шумом взлетели с соседних деревьев, собаки удирали со всех ног. Из двери хижины донесся слабый крик, но вовсе не старика. Заслышав его, Стампф повалился на колени, держась за живот: его тошнило. Лежа лицом в землю, он не мог видеть миниатюрную фигурку, что появилась в дверях хижины и, шатаясь, вышла на свет. Даже когда он поднял голову и разглядел, как ребенок с разрисованным красной краской лицом судорожно хватается за живот, он не поверил глазам. Но это было так. Кровь сочилась между тонких детских пальчиков, и детское личико исказилось в агонии. Мальчик упал на утоптанную землю у порога, по его телу пробежала предсмертная судорога, и он умер.

Где-то между хижинами негромко всхлипывала женщина. На мгновение мир балансировал на острие — между тишиной и воплем, между спокойствием и нарастающей яростью.

— Ты, вонючий ублюдок, — процедил Лок сквозь зубы. — Быстро в машину. Стампф, подъем. Мы не будем тебя ждать. Вставай сейчас или оставайся навсегда.

Стампф все еще смотрел на тело мальчика Подавив стон, он поднялся на ноги:

— Помогите.

Лок протянул ему руку.

— Прикрой нас, — бросил он Черрику.

Черрик кивнул, бледный как смерть. Некоторые индейцы вышли посмотреть на отступление белых; несмотря на разыгравшуюся трагедию, их лица оставались непроницаемы, как и раньше. Только рыдающая женщина — видимо, мать погибшего мальчика — раскачивалась среди неподвижных фигур, оплакивая свое горе.

Ружье дрожало в руке Черрика. Он уже просчитал: если дело дойдет до открытого столкновения, у них мало шансов уцелеть. Но даже сейчас, видя отступление врага, индейцы не предпринимали ничего. Они молчаливо обвиняли. Черрик решился бросить взгляд через плечо. Локу и Стампфу оставалось пройти не более двадцати ярдов до джипа, а дикари еще не сделали ни шагу.

Когда Черрик снова обернулся к деревне, ему показалось, что все племя, как один человек, испустило тяжелый громкий вздох. От этого звука Черрик почувствовал, что сама смерть рыбьей костью впилась ему в горло: слишком глубоко, чтобы вытащить, и слишком крепко, чтобы проглотить. Она застряла там, в его теле, вне логики и воли. Но он забыл про нее, заметив движение в дверях хижины. Он был готов повторить свою ошибку и крепче сжал ружье. Из дверей вышел старик; переступил через труп мальчика, лежащий у порога. Черрик снова обернулся: добрались они наконец до джипа? Но Стампф еле ковылял, и Лок снова поднимал его на ноги. При виде приближающегося старика Черрик попятился на шаг, потом еще один. А старик шел уверенно. Он быстро пересек деревню и приблизился вплотную к Черрику, так что его морщинистый живот, без каких-либо следов ранения, уперся в ствол ружья.