Денис Кавченков - Обратная сторона жизни

Дмитрий искренне жалел переполошившую напуганных рабов молодую мамашу, но одновременно с этим его плотская натура мечтала жадно присосаться к упругим, налитым грудям, ведь снаружи он оставался обычным человеком…

«А жаль… Так хочется полетать светящимся шариком из недавнего сна… Вверх-вниз, влево-вправо… Неужели я и вправду выбрал эту жизнь, ради непонятно какой помощи людям… Неужели там, за пределами моих мечтаний, все было так плохо?», — мальчишка искренне верил в свое предназначение, исходя из непрерывного самоанализа.

А как еще он должен думать, если всю жизнь считал себя немного сдвинутым из-за того, что считал дикостью ходить в туалет. Всю жизнь. Каждый раз, когда смотрел на человека, то сначала видел, что тот ходит в туалет, а уж потом все остальное. Парень, девушка — без разницы, главное туалет, а уж потом внешность.

Дима старался держать эти мысли в себе, считая, что немного дибилизма никому не помешает, но видимо это было заложено в нем еще до рождения, и где-то когда-то он подобного не делал… Или же взять его непонимание фразы: «Веди себя естественно». Как на самом деле выглядит это «естественно»? Может независимо, то есть наплевательски? Как? Он не знал, стараясь просто научиться нормальному общению.

А все его сны-путешествия по ужасным мирам, заполненным жестокостью, страданиями и множествами замученных, изуродованных людей? Да и вообще вся его жизнь, полная человеческого неприятия и постоянного ощущения себя чужим? И только алкоголь дарил ему свободу! Тело освобождалось, брало власть над никогда не спящим разумом и показывало, как надо общаться с людьми. Вот тогда-то Дима моментально превращался в своего рубаху-парня, не обладающего каким-либо стеснением в любой форме общения.

Получается, выпивка помогала слиться воедино душе и животной части тела, вследствие чего инстинкты брали верх над разумом, перестающим сдерживаться какими-либо моралями, а увеличивающееся количество алкоголя лишь усугубляло ситуацию, растущую подобно катящемуся вниз снежному кому… Вот в этом и заключается суть пьянства. Вот почему пропиваются квартиры, происходят убийства, забываются семьи и предаются друзья. Люди быстро превращаются в зверей, высвобождая истинную бездуховную суть, и Диме было проще общаться с ними пьяному, ибо… Он уподоблялся им. Животным в человеческом облике, не осознающим, кто они есть на самом деле, для чего созданы, и в чем смысл их однотонного существования.

Рождение, детский сад, школа, институт, работа, жена, дети, отпуск, пенсия, смерть… Короче ничего. Бессмысленное бытие, полное забот о еде, воде и сне, радостно распахивающее сверкающие врата и искренне приветствующее Дмитрия, когда он находился под воздействием алкоголя, то есть гармонично вливался в стадо «счастливых» людей. Или еще не людей, а зверей, застывших на перепутье?

Мальчишка как-то прикинул, что ежели влить в него полбутылки водки и оставить состояние блаженного отупения навсегда, то можно прекрасно жить, завести семью, работать и каждый вечер приходить домой, где ожидает неважно какой, холодный или горячий ужин, телевизор в кредит, ворчливая, растолстевшая жена и пара крикливых ребятишек. Короче идиллия. Сегодняшнее счастье любого человека…

Смешно. Ха. Ха. Ха. Живущее в лесу животное существует также. Нора, охота, запасы пищи, дети, смерть. И все.

Люди… Животные… Есть ли разница? Конечно же, нет! Полбутылки водки и будет один в один. Вот и вся разница.

Дима моргнул, выныривая из размышлений, охватывающих большинство плетущихся позади рабов, аккуратно осмотрелся, но все было почти без изменений. Почти, ибо пока он витал в спасительных мыслях, в соседнем ряду прибавилось еще одним счастливчиком, сделавшим шаг сквозь плотную тьму, что означало — жди прибавки в личной, звенящей цепью колонне.

Так оно и вышло. Легкий, но уверенный тычок в спину от Лкетинга, услужливо подсказал, что их полку сейчас прибудет и ряд пленников, замкнутых морально и физически, покорно сдвинулся на два шага, пропуская следующего «добровольца», заверещавшего что-то типа: «Господи Иисусе, спаси раба своего!», — и тому подобное, но раздался какой-то глухой звук и все затихло.

«Наверное один из чертей «кормушку» ему захлопнул… Правильно… Тут и так ребенок орет, а этот конкуренцию создает… Один уже создал…», — он опустил лицо, пряча растянувшиеся в злорадной улыбке губы, вспомнив потерявшего язык болтуна.

А так все было хорошо, если считать естественным непрекращающийся крик младенца и пребывание в настоящем, не придуманном Аду. Толстожопые сатиры вальяжно расхаживали напротив равномерно сортируемой толпы людей, скрежеща зазубренными мачете по камням и временами что-то друг другу говоря, изредка переводя светящиеся в темноте глаза на обнаженных людей, застывших в ожидании предназначенной им нелегкой доли.

Стоящие же по бокам дисциплинированные черти не издавали звуков и движений, исключая, конечно успокоение «храбрецов», временами теряющих головы. Если смотреть на рогатых воинов со стороны, то можно было подумать, что они — это искусно выполненные статуи, настолько недвижимо они стояли, наблюдая за узниками в пределах видимости широко расставленных глаз, гарантирующих отличное панорамное зрение. Поэтому их много и не требовалось. Один из адских воинов мог смотреть вроде быпрямо, но видеть человек по пять с обеих сторон. Очень необходимое качество для работы по сбору и контролю прибывающего с Земли человеческого скота.

«Скорей бы капельница… Ничего болеть не будет… Спина успокоится, будь проклят этот Варгх, хотя о чем это я…», — голые, покрытые редкими волосками ноги затекали с выученной наизусть периодичностью, и он поднимал каждую из них за пятнадцать секунд до онемения, думая, делают ли это японец с масаи. «И младенец еще этот… Орет, орет и не охрипнет же, когда маманя его успокоит? Соседки, небось шипят разъяренными кошками…», — не успел он додумать, как ребенок внезапно затих.

Дмитрия мгновенно пронзила ударившая под дых боль сопереживания, отчего он резко вывернул голову, совершенно забыв про наблюдающих за узниками чертей, и облегченно увидел, что все почти в порядке. Ребенок, оказывается элементарно обосрался, заполнив воздух запахом свежего говнеца, а замолчал видимо от секундного напряжения. Девушка моментально, не обращая внимания на рогатых по бокам, и красноглазых сатиров спереди, склонилась, заставив согнуться соседку сзади, и положила с новой силой заверещавшего младенца на коленки.

Свиномордые карлики на пару секунд замерли, выхватив тусклые клинки, ибо не поняли действий обнаглевшей узницы, но принюхались и принялись искренне ругаться, высказывая все, что думают о маленьких засранцах, воняющих хуже сгнившего мертвеца. Запах и правда был мощный, и не подумаешь на прелестного малыша, однако от реальности не сбежать.