Дэннис Крик - Прикосновение

− Сперва я надеялся на полицию. Думал, они смогут ее отыскать. Теперь у меня нет на них надежды. Остается уповать лишь на Провидение и… на вас. − Священник потянулся к настенной полке с книгами, раздвинул пару крайних талмудов и вытащил припрятанную полупустую бутылку виски. − Выпить не хотите?

− Нет, спасибо. − Роберт увидел, как дрожат его руки, когда он доставал с той же полки стеклянный стакан. Налив одну четверть, Питер залпом выпил и зажмурился.

− Только на вас надежда, − выдохнул он и поставил бутылку обратно.

− Я постараюсь оправдать ваши надежды, но ничего не обещаю. Для того чтобы найти вашу дочь, мне понадобится как можно больше информации о ней. − Роберт почувствовал запах новой порции алкоголя, изрядно освежившей старую.

− Чем смогу − помогу.

− Скажите, святой отец, вы не пробовали отдохнуть? Хотя бы на время позабыть о работе. Может, съездить куда-нибудь. Тем самым вы оградите себя от опасности…

− Отдохнуть? − горькая усмешка появилась на лице Питера Моны. Но она пропала сразу же после того, как он начал говорить всерьез. − Знаете, Роберт, мне было безумно тяжело, когда погибла Натали. Я ходил как призрак, собирая сочувственные взоры прихожан. А уж когда исчезла Мелисса… Одним словом, я как будто потерялся. Я не знал, стоит ли жить дальше. И если стоит, то зачем?

Именно этот вопрос я задавал себе каждое утро, когда вставал с постели. И каждый шаг мой, сделанный по этой земле, уже не казался мне чудом, каким казался раньше. Каждый миг стал для меня мучением. Я возненавидел жизнь. Моя душа рассыпалась… А этот проклятый июнь совсем опустошил ее. − На глазах Питера Моны выступили слезы. − Лишь Господь Бог знает, что мне пришлось пережить, чтобы не последовать вслед за ними. Но даже после всего этого я не оставил свою работу. Невероятно сложно вести службу каждый день, особенно когда тебя одолевают нехорошие мысли. Еще труднее исповедовать и отпевать.

В воздухе повисла пауза.

Отпевать.

Роберт подумал о том, отпевал ли священник свою жену сам или это делал кто-то другой? И, если отпевал он сам, то как он это выдержал?

− Вы можете спрашивать меня о чем угодно. Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. Лишь бы это помогло в поиске моей девочки.

− Скажите, святой отец, у вас есть враги? Не обязательно в Ариголе, где угодно.

− Нет, − сразу ответил Питер Мона. − Никогда не было и нет.

− Откуда такая уверенность?

− Я знаю, о чем говорю. Кроме прихожан, я почти ни с кем не общаюсь. А среди них люди с добрыми сердцами, они никому не желают зла.

− Что ж, пусть будет так, как вы говорите.

− Я уверен в своих словах.

− Расскажите мне, что случилось в воскресенье.

Взгляд священника устремился в окно.

− Я вернулся домой под утро − дождь к тому времени почти закончился. Когда я увидел ее, мне сразу не понравилось то, как она выглядит. Она была очень бледная, ни кровинки на лице. И говорила как-то натянуто, с трудом. Я попытался отговорить ее от прогулки, предложил вызвать врача. Но она отказалась. Сказала, что чувствует себя прекрасно и ни в чьей помощи не нуждается. Удержать ее я бы не смог, даже если б запер все двери в доме. − Питер провел рукой по лбу, посмотрел на взмокшую ладонь.

− Во что она была одета?

− Белое платье, белые босоножки, как обычно. То, во что она одевалась последние дни.

− Вас не удивило, что в такую погоду она оделась так легко?

− Нет, она всегда одевалась так, как считала нужным.

Питер снова достал с полки бутылку, снова налил четверть стакана и снова одним лихим глотком опорожнил его.

− Гораздо больше меня беспокоила ее отстраненность. Но тут уж я ничего не мог поделать.

Священник покосился на бутылку. Та снова звала. Уже так быстро. И Питер знал, что каждый следующий ее зов будет сильнее предыдущего.

− Я ждал ее возвращения целый день, − продолжил он, опустив голову. − Вот и до сих пор жду. Встаю рано утром, иду в церковь, а сам продолжаю ждать. Молюсь по пути в церковь, молюсь в церкви… Возвращаюсь домой и лелею надежду на то, что вот сейчас позвоню в дверь, шагну на порог, а там она… Такая же милая, как всегда, такая же приветливая… в белом платье… стоит в дверях и ждет отца. − Питер осторожно сел на край дивана, − Но разочарование неизбежно: я возвращаюсь, а дом по-прежнему пуст.

− Она ушла без причины? Просто ушла и все? Может, что-то расстроило ее перед уходом? Может, на нее как-то повлиял разговор с вами?

− Господь с вами! − священник перекрестился. − Мы жили душа в душу. Я и голоса то на нее никогда не повышал. Да, иногда мы не разговаривали. Но это было так редко и связано исключительно с тем, что и ей, и мне надо было какое-то время побыть в одиночестве. Отдохнуть друг от друга. Так бывает у всех, кто долго живет вместе. К счастью, это быстро проходило. Мы снова возвращались к привычному ритму жизни. Снова общались, делились наболевшим, вместе радовались и огорчались. Вот и тогда, когда она уходила в лес, я не сомневался в том, что она вернется, и все будет, как прежде. Разве я мог предположить, чем закончится эта ее обычная прогулка?

− Может, не вы ее расстроили, а кто-то другой?

− Вряд ли, − без раздумий ответил Питер. − Не думаю, что кто-то еще мог повлиять на нее.

− А ее парень? Ведь у нее наверняка был парень?

− Нет, у нее не было времени на то, чтобы серьезно с кем-то встречаться.

− Расскажите мне о ней поподробнее, святой отец. Какой она была. Что у нее был за характер, чем занималась, как к ней относились окружающие?

− Моя дочь была ангелом. И это не пустые слова. Кроткая, но в то же время самоотверженная. Не простая, нет. Скорее, загадочная. Даже для меня. Благочестивая и умная. Некоторым она казалась странной. Господи, как же нелепо говорить о ней в прошедшем времени!

Она много читала, брала уроки вокального мастерства, увлекалась живописью, занималась вышиванием. То платье, в котором она ушла, было сшито ее руками. Можно сказать, что из маленькой девочки, которую мама с папой носили на руках, выросла образованная и умная женщина, ставящая превыше всего честность и смирение. Именно такой мы ее и представляли с Натали много лет назад. Именно такой мы ее и воспитали. Знаете, с каждым днем меня все больше терзает вопрос: почему? Почему Господь позволил кому-то забрать ее у меня… За что? За какие такие прегрешения?

Вопрос был адресован детективу, но Роберт промолчал.

− Кто-то говорит, что он забирает самых лучших потому, что они нужнее ему там, на небесах. А на земле оставляет тех, чьи души почернели от греха. Чтобы они испили всю чашу земных страданий до дна… как пью ее я. Изо дня в день, с утра до вечера. Недавно я поймал себя на преступной мысли, что могу возненавидеть Бога. У вас никогда не возникали подобные мысли? Нет? Наверное, вы не так любите его, как я.