Дарья Беляева - Ночной зверёк

Мужчина выступил вперед, и господин Элиш здоровой рукой попытался выхватить пистолет из раненой. И должен был успеть, согласно всем законам физики и жанра, но не успел. Мужчина совершил какой-то неопределенный жест, похоже было, что он разминает пальцы, и раздался надсадный хруст ломающихся костей. А потом Амти увидела нечто такое, чему не сразу могла поверить. Ребра господина Элиша вырвались из его тела, гибкие, как змеи и впились туда, где должно было быть его сердце. Его тело конвульсивно дернулось и затихло, но кости будто бы продолжали жить собственной жизнью, они копошились в его груди, пока не вынули наружу его сердце. Кровь брызгала во все стороны, как будто внутри у господина Элиша кто-то очень неаккуратно работал миксером. Насаженное на перекрученные ребра сердце казалось каким-то беззащитно-маленьким. Кости замерли, снова обретая твердость. Амти захотелось их потрогать, зрелище было одновременно отвратительное и притягательное, это напугало ее. Кости казались какой-то безумной подставкой для вырванного сердца. Они уже ничем не были похожи на здоровые человеческие ребра и, конечно, не находились в том месте, где им полагается находиться. Они тесно сплелись между собой, впиваясь остриями в маленький, несчастный комочек сердца господина Элиша. Вот и все, подумала Амти, нет больше ничего, что заставит его снова улыбнуться той красивой улыбкой.

Амти больше испугалась собственной реакции, чем увиденного. Она неспешно перевела взгляд на мужчину. Его лицо было забрызгано кровью, и он улыбался. Дождь смывал алые капли с его лица, но улыбка оставалась неизменной. У него было красивое лицо доброго человека. Это все еще было видно. Но он был искажен. Его зубы, они были остры, они были длинны, они казались принадлежавшими даже не хищнику, а монстру из страшных снов. Радужка одного глаза у мужчины была будто бы налита кровью, в ее рубиновой глубине скрывался узкий, неподвижный зрачок. Второй глаз был карим, человеческим, и от этого мужчина выглядел еще более жутким.

Несколько секунд он был пугающе неподвижен, потом острый язык скользнул между отточенных зубов, и он позвал:

— Мескете.

Голос у него был мягкий, нежный и певучий. Женщина имени Мескете направилась к напарнику господина Элиша, тот был неподвижен и, видимо, уже мертв. Амти видела, что лицо женщины закрыто платком. Рыжеватые волосы выглядывали из-под платка, глаза были вполне человеческие, светлые. У нее были глаза совсем молодой девушки. Судя по этим глазам, она могла быть красавицей. Хотя, подумала Амти, наверное, без платка она куда меньше напоминает человека. Двигалась Мескете резко, по-солдатски и автомат в руке держала легко и привычно. Она наступила на руку напарнику господина Элиша, раздался хруст, а потом мужчина, казавшийся мертвым, вдруг заорал так громко, как даже Амти не смогла бы. Казалось, он переживает намного больше боли, чем может обеспечивать простой перелом. Будто бы совершив такое простое действие, женщина усилила его боль магией.

Инкарни и их искаженная магия, подумала Амти. Однажды, когда магия пробудится и в ней, у нее тоже будет такая. Темная, разрушительная, сильная.

Мескете направила автомат, выстрелила напарнику покойного господина Элиша в лицо, снесла ему половину черепа, прерывая его страшный, замерший на одной ноте крик. Вот, Амти даже не узнала, как его зовут, а теперь ему больше не нужно было имя. А потом Амти вдруг поняла: это ведь Инкарни. Настоящие.

Она снова скользнула вниз, в надежде, что ее не заметили, забилась под сиденье как можно глубже. Некоторое время Амти слышала только шум дождя и думала, как ей несказанно повезло. Инкарни ушли, не заметив ее.

Но спустя пару минут, она услышала нежное, напевное:

— Кис-кис-кис, малышка. Мы тебя заметили, выходи скорее.

— Адрамаут, ты ее только пугаешь, — голос Мескете был спокойный и резкий.

Амти попыталась проползти к противоположной дверце. В конце концов, так у нее будет шанс укрыться от первых выстрелов. Открыв дверь, она вывалилась, стараясь не приподниматься, прямо в хлюпающую лужу. Форма тут же стала мокрой от дождя, а чулок порвался на колене.

— И куда ты пойдешь? При условии, что ты вообще сможешь дойти до города, — голос у Мескете ничего не выражал.

— Малыш, не делай глупостей, хорошо? — Адрамаут наоборот говорил так, будто она маленькая девочка, заблудившаяся в страшном лесу и не верящая доброму леснику.

Они обошли машину с двух сторон. Мокрые от дождя, одетые в удобную, черную одежду, похожие на военных.

— К-кто вы такие? — спросила Амти. — Вы — Инкарни?

— Нет, малыш, на самом деле мы бухгалтеры, просто знаем толк в досуговых мероприятиях.

Он засмеялся, смех у Адрамаута был безумный и нежный одновременно. Амти отползала все дальше, и, в конце концов, не заметила, как асфальт кончился. Она свалилась на обочину, пальцы соскользнули в вязкую грязь.

Они подошли к ней, и Амти выпалила:

— Что вам нужно?

Они были уже совсем близко, Мескете хмыкнула, потом взяла ее за запястье. Амти думала, что почувствует страшную боль, но ничего не почувствовала, кроме влажного холода ее пальцев. Адрамаут взял ее за вторую руку, и кости не исказились и не вырвались из-под кожи, Амти почувствовала только жар его ладони.

— Мы, — сказал Адрамаут. — Твои новые мама и папа.

Они одновременно вздернули ее на ноги. И Амти почувствовала вдруг, как кружится ее голова. Капли дождя били по темени с такой силой, что, казалось, Амти сейчас потеряет сознание.

Как много всего для первой половины дня, подумала она.

А потом все померкло, даже молочно-белое небо, и Амти была несказанно этому рада.

Амти очнулась от запаха жвачки, бьющего в нос. Первый звук, который Амти услышала был мерным, звучным чавканьем. Кто-то, судя по ощущениям, сидел на ней сверху и смотрел. Амти подумала, что если рядом есть нож, вот бы его нащупать и всадить кому-нибудь в висок. Или так бывает только в кино?

Это неосознаваемое до конца желание заставило ее вздрогнуть и открыть глаза. Сверху на ней сидела девочка, ее ровесница. У нее были длинные, блестящие, черные волосы и темные глаза с залегшими под ними тенями. Впрочем, тени могли быть и нарисованы. Девчушка выглядела как наркоманка из низкобюджетного фильма — плохо нарисованные синяки под глазами, неестественная бледность, нарочито непричесанные волосы и подвески с многочисленными черепками, косточками и гробиками, которые болтались прямо у Амти перед носом.

Девчушка смотрела с интересом, когда Амти открыла глаза, она растянула вымазанные алым губы в широкой улыбке.

— Приветик, — сказала она. Голос у нее был по-детски властный. — Я — Эли.

— Эли, — повторила Амти, и та засмеялась.