Дарья Беляева - Ночной зверёк

— Ты думал, что я не знаю, что твоя сука ощенила тебе дочку. Поверь мне, я знаю всякую маленькую принцесску, смотрящуюся в зеркало. И до всякой могу добраться.

Амти посмотрела на Эли, но та явно не слышала ничего, она сжала кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Никто ничего не слышал, кроме Амти. Зато все видели, как Адрамаут оскалился, будто испуганное животное, а потом щупальца Царицы разошлись, как бутоны цветов, и под черной кожей обнажились мясо и вены, щупальца не были тенями, это действительно были конечности. Хлынула кровь, Царица зашипела, отпустив Адрамаута и Мелькарта. Но почти тут же Царица заставила Адрамаута прижать собственную руку к горлу, под пальцами проступила кровь, будто они готовы были проникнуть под кожу. Она хочет, чтобы он ногтями разорвал себе глотку, подумала Амти. Амти посмотрела на Мескете, сейчас они должны были бежать или сражаться. Мескете уже выхватила пистолет, готовясь стрелять, а потом во взгляде ее вдруг проскользнуло что-то странное, горькое, будто она понимала, что даже выстрелив не спасет своего любимого.

— Стой! — крикнула Мескете, голос у нее не дрожал, но Амти отчего-то подумала, что это первый раз, когда она выбирает слово, а не выстрел. — Я бросаю тебе вызов. С этой секунды ты не Царица, пока я не пройду испытание.

Царица обернулась к ней, кивнула:

— Таков закон.

В голосе ее были в равной мере злость и ажиотаж, как у девочки в ожидании праздника. В зале зашептались, кто-то засмеялся, и Амти услышала чей-то пискливый голосок, говорящий:

— Дурочка.

— Ты оттягиваешь неизбежное, Мескете. Я могла сохранить жизнь тебе и оставшимся друзьям Адрамаута, но когда ты вернешься оттуда, я казню тебя и их. При условии, если твой разум будет сохранен. Если же он будет раздавлен, тебе одной я оставлю жизнь в назидание другим.

— Ты уверена, что я не преодолею ни на одну ступень больше, чем ты?

— Более чем, — сказала Царица, и все же Амти показалось, будто она желает Мескете удачи. Мескете стянула с себя вуаль, обнажив лицо. Лишь третий раз Амти видела ее без платка или маски.

— Я, Мескете, Инкарни Жестокости и Тварь Боли, вызываюсь, — сказала Мескете, и Амти вспомнила, что было в ее снах и о чем говорила госпожа Шэа. Наверное, Мескете мечтала об этом моменте с тех пор, как стала Инкарни. — Подойти к Матери нашей Тьме так близко, как только смогу. Пусть со мной сойдут мои поданные: Адрамаут, Инкарни Осквернения и Тварь Плоти, Мелькарт, Инкарни Безумия, Тварь Паранойи, Неселим, Инкарни Разрушения, Тварь Смерти, Аштар, Инкарни Жестокости и Тварь Войны, Эли, Инкарни Страсти и Тварь Вожделения, Шайху, Инкарни Страсти, Тварь Зависимости и…

Видимо, то, что в Амти все еще не пробудилась магия, не укладывалось в классическую формулу вызова, поэтому Мескете сказала:

— Амти, Инкарни.

Кто-то снова засмеялся, и Амти хотелось кинуть зажатой подмышкой тетрадью в лицо тому, кто так мерзко над ней хихикал. Амти, Инкарни Чего-то, Тварь Непонятно Чего.

А потом Амти осознала — они должны были спуститься по Лестнице Вниз. Возможно, так Мескете спасала их от гнева Царицы или ее народа, но перспектива попасть в кошмары для чудовищ Амти все равно не радовала. Царица кивнула страже, и перед ними распахнули дверь. Царица отпустила Адрамаута, на стекле остались пятна его крови. Глаза Царицы не выражали гнева, только сдержанное любопытство. Мелькарт хмыкнув перешагнул через труп Аркита с совершенно безразличным видом.

Они подошли к двери, Амти прошептала Эли:

— Нам конец?

— О, еще какой, — прощебетал Аштар, и в его голосе Амти слышала предвкушение. Впрочем, в своем тоже. Мескете первой сделала шаг на ступень, ведущую в пустоту и исчезла. Амти больше ее не видела, она будто прошла сквозь зеркало, только дальше, еще дальше. Следом за ней шагнул Адрамаут, и Амти задумалась, что если там, на Лестнице Вниз, они провели уже вечность, ведь время идет совсем по-другому в страшном месте, где творение смыкается с небытием. Неселим посомневался, но, посмотрев на стражу и, видимо, поняв, что отказаться нельзя, последовал их примеру. Аштар вытолкал Шайху, а потом шагнул сам. А Мелькарт, неожиданно, рванулся к Царице и поцеловал ее, прижав к себе. Они выглядели бы, как очень красивая пара, если бы он не был в крови и ошейнике, а ее бедра под прозрачной тканью платья не покрывали длинные ряды порезов. Щупальца Царицы все еще кровоточили, оставляя за собой следы. Они были, как какие-нибудь диковинные орхидеи, или, может быть, как нечто менее приличное. На прощание Царица легко коснулась пальцев Мелькарта, как бы благословляя его.

Когда Мелькарт исчез, ступив на Лестницу Вниз, Амти, наконец, поняла, что происходит. Ее трясло от страха, и Эли сжала ее руку. Они подошли вместе. Амти вспомнила, что Адрамаут говорил — одна лишь ступень Лестницы Вниз была самым страшным в его жизни. Никакой стены вокруг Лестницы Вниз не было, никакого пола под ней тоже. Она вела в пустоту, и Амти не была уверена, что готова преодолеть из бесчисленного количества ступеней хоть одну. Однако прежде, чем Амти подумала, можно ли испросить Царицу остаться, Эли шагнула вниз и дернула ее за собой.

Все исчезло, все-все, честное слово.

Ничего не было, темнота и тишина были абсолютно непроницаемы, от них терялось ощущение времени. Амти не чувствовала руки Эли, не слышала ничьего дыхания. Ей казалось, она была одна в целом мире, нет, она была одна без мира. Ничего не было, кроме нее. Амти поняла, что испытывал Адрамаут, когда Царица заставила его сойти на первую ступень. Здесь можно было сойти с ума, здесь не было ничего, кроме вечного молчания. Бессловесная тишина космической пустоты, темнота без света и звука.

Амти заплакала и не услышала собственного голоса. Слезы лились по щекам абсолютно рефлекторно, Амти не понимала, чего на самом деле боится. Впрочем, пустота, темнота и одиночество были достаточными поводами.

Вскоре Амти перестала чувствовать собственное тело, дышать было тяжело, воздуха здесь, кажется, не хватало. Амти не вдыхала глубоко, боясь, что плотная тьма, как в том ее первом, далеком сне, заберется ей в легкие.

Да, больше всего это было похоже на тот самый сон — ночь темнее темного, не дающая ей дышать. Амти попыталась двинуть рукой и не смогла. Она не понимала, что происходит. Она ощущала удушье, немоту во всем теле. Амти перестала дышать, чтобы не впускать в себя темноту дальше. Голова закружилась еще сильнее, она почувствовала почти приятное приближение потери сознания. И подумала еще, абсолютно спокойно, что, наверное, смерть не будет слишком отличаться от того, что с ней происходит сейчас. От кончиков пальцев вверх распространялся холод, хотелось вырвать себе глаза, так они были бесполезны сейчас, единственным верным, связывающим с реальностью ощущением были текущие по щекам, горячие, рефлекторные слезы.