Дарья Беляева - Крысиный волк

Был бы здесь Мелькарт, он сказал бы, что шлюха — Эли, а Амти просто дура. Как хорошо, что не везде есть Мелькарт.

— Кто-нибудь еще знает?

— Шацар.

— И что он говорит по этому поводу?

— Ничего. Я думаю, у него аутизм.

Амти помолчала, потом сказала:

— Еще знает Ашдод.

— Он-то здесь причем?

— Долгая история. Он работает на телефоне доверия. То есть, наверное, уже работал, а не работает.

И тут они с Адрамаутом одновременно засмеялись, совершенно одинаково и отчаянно.

— То есть, — сказал Адрамаут, с трудом перестав смеяться, и Амти тоже захлопнула рот. — Ты беременна от Шацара?

— От Шацара.

— А Эли похитила хтоническая жрица?

— Да.

— А Мескете теперь — царица депрессии во Дворе?

— Да.

— Шайху подсадил свою девушку на свою кровь?

— Вроде того.

— А Мелькарт просто паскуда?

— Ну, точно.

Тут они снова засмеялись, громко, взахлеб, истерично. Амти смеялась долго и до слез. Сквозь смех Адрамаут спросил:

— Почему ты не сказала мне?

— Я боялась. У вас и так много проблем, а тут я.

— Но твоя проблема бы никуда не делась со временем Амти.

Амти снова засмеялась, а потом подалась к нему, и Адрамаут ее обнял, успокаивающе погладил по голове. Его еще трясло от смеха, Амти чувствовала, а потом она разрыдалась.

— Прости меня, пожалуйста. Просто мне было так стыдно тебе говорить, и я боялась, что у тебя столько проблем.

Адрамаут тут же перестал смеяться, обнял ее крепче.

— Успокойся, Амти. Я с тобой. Чего ты сама хочешь, малыш? Что бы ты не решила, я буду на твоей стороне и помогу тебе.

— Ну, да. И Эли мы спасем.

— Непременно.

— И Мескете сможем вытащить.

— Постараемся.

— И с Яуди все будет хорошо.

— Теперь за ней присмотрит Ашдод.

— Но Мелькарт…

— … останется паскудой, с этим нужно просто жить.

Они снова засмеялись, и Амти подумала, что ей невероятно повезло с Адрамаутом. Он был с ней, поддерживал ее, несмотря ни на что, ему хватало сил и для нее. Амти продолжила плакать, но уже оттого, как сильно любила Адрамаута, как он был дорог ей и как она была благодарна ему только за то, что наконец рассказала. Все оказалось не так страшно.

Но чего хочет сама Амти, она не понимала. С одной стороны, ей хотелось узнать получше существо, в котором ровно половина — от нее, с другой стороны — ровно половина ведь от Шацара. С одной стороны Амти не хотелось до конца жизни думать, живое оно было или нет, с другой стороны — если она не готова, то обречет его на еще большие мучения. Ей не хотелось лишать его возможности посмотреть на мир, там было много хорошего. Но и приводить ребенка в мир, где ему придется провести детство, прячась и выживая — было бы несправедливо. Да и чему Амти и ее жизнь могли его научить? Амти не знала, сердце ее было переполнено любопытством к этому странному, даже не существующему еще в полной мере созданию. Но было ли в этом хоть что-то от любви, она не понимала.

От этих размышлений Амти, заливающую слезами свитер Адрамаута, отвлек шелест одеяла.

Амти обернулась. Девочка сидела на кровати, скрестив ноги. Взгляд у нее был испуганный, но она не издала ни звука.

— Привет, — сказал Адрамаут. — Мы — друзья, не сделаем тебе ничего плохого. Тебе нужна еда? Давно ты ела?

Девочка пожала плечами, не отводя от них больших, блестяще-карих глаз. Амти протянула ей руку, девочка посмотрела недоверчиво, помотала головой.

— Ты говоришь? — спросила Амти. Девочка промолчала, потом снова пожала плечами.

— Наверное, это от шока, — сказал Адрамаут. — Принесу ей еды. Она может быть очень голодна.

Амти осталась с девочкой одна и тут же засомневалась в своей любви к растущему в ней существу. Девочка казалась ей жутковатой, но Амти подсела к ней.

— Не бойся. Теперь все будет хорошо. Ты, наверное, была в страшном месте. Но мы тебя защитим и вернем родителям. Но для этого нужно знать твое имя. А еще ты можешь помочь нам найти других девочек и помочь им. Ты видела там, где была других девочек?

С полминуты глаза у нее были совершенно бессмысленными, в их карамельном блеске не мелькало ни единой эмоции, будто Амти говорила на чужом для девочки языке.

Потом она заторможено кивнула.

Амти протянула к ней руку снова и подумала, что девочка отшатнется. Но вместо этого она крепко вцепилась в руку Амти. Помедлив, Амти обняла девочку и почувствовала, что она дрожит.

— Ну же, ну же, милая, — сказала Амти неловко. — Все теперь хорошо. Скоро ты окажешься дома, там будут мама и папа.

На слове «мама» девочка заплакала, слезы страха скатывались у нее по щекам. Амти чувствовала ее страх, он был ей почти приятен. И в то же время — как надо запугать ребенка, чтобы он боялся слова «мама».

Мама? Что-то мелькнуло в голове, но искра мысли погасла не успев разгореться, потому что девочка затряслась у Амти в руках еще сильнее. Амти прижала ее ближе к себе одной рукой, а другой принялась шарить в тумбочке, достала блокнот и карандаш, зашептала:

— Хочешь покажу хорошее? Хочешь! Все в порядке, тут много хороших людей, мы все тебя защитим от любого чудовища.

Девочка вцепилась в Амти, и Амти, освободив руки, начала ее рисовать. Быстрый, кривой набросок, но девочка впервые смотрела на что-то осмысленно, ей нравилось, как появляются на бумаге линии.

Интересно, думала Амти рассеянно, а у нее будет сын или дочь? Это ведь уже решено.

Наконец, Амти закончила рисунок, показала девочке блокнот, где изображена была она сама — ее кудряшки, большие, как вишенки, карие глаза, вздернутый носик.

— Это ты, — сказала Амти. — Нравится? Правда, ты красивая?

Девочка задумчиво кивнула. Она утерла слезы.

Где же Адрамаут, думала Амти, он-то умеет обращаться с детьми. Все умеют это лучше нее. Кроме, может быть, Мелькарта. Тут девочка выдернула у Амти из рук карандаш и блокнот. Рядом со своим портретом она принялась что-то рисовать. Линии были по-детски жирными, дети еще не умеют рассчитывать силу, когда рисуют. Из-под ее руки выходил неловкий до жути, нарушающий простейшие геометрические законы, темный и нервный рисунок маяка с жуткими, черными птицами, витающими над ним, как падальщики в ожидании пищи.

Девочка нарисовала стрелочку от собственного портрета, нарисованного Амти, к маяку. Она погрызла карандаш, потом отложила его и, совершенно внезапно, исчезла. Амти подхватила рисунок и бросилась вниз, чтобы найти Адрамаута.

Какой ей собственный ребенок, если Амти не была способна просидеть с девятилеткой десять минут так, чтобы она не исчезла неизвестным образом в неизвестном направлении.

Амти забежала на кухню, едва не снеся дверь.

— Адрамаут! Она пропала! Маленькая….

— … девочка! — закончил за нее Адрамаут. — Она тут!

Амти посмотрела, и действительно, девочка сидела за столом, перед ней был поднос, который Адрамаут собирался нести к ней в комнату. Девочка сосредоточенно наматывала макароны с сыром на вилку, не обращая ни на кого внимания.