Антонина Ванина - Свинцовый закат

Сэр Джеймс поспешил прервать намечающуюся словесную перепалку и сказал:

— Так может, стоит прояснить это вопрос? Я имею в виду махатм Матерса, этих пресловутых тайных вождей.

— И где прикажете их искать?

— Вы, полковник, кажется, не так давно были готовы пуститься в дальнее путешествие.

— В Каир? — удивился полковник. — А вы, помнится, были против.

— Я и сейчас не прошу вас ехать так далеко. Я имел в виду Париж. Вы же любите рискованные прогулки под землей. Так вот, катакомбы Парижа — это как минимум 300 километров тоннелей, пещер, каменоломен и 6 миллионов захороненных там останков и неизвестное количество вполне себе живых обитателей.

Полковнику такое предложение не пришлось по душе. Подземный Париж не зря сравнивали со швейцарским сыром. Многие поколения каменотесов добыли из глубин столько строительного материала, что полое основание города в любой момент могло обрушиться вниз в самую преисподнюю, белым кровопийцам такое посягательство точно не пришлось бы по вкусу. А ещё в Париже затеяли строить метро, хотя, с его готовыми подземными тоннелями это было бы не сложно. И это не понравится белым ещё больше, и в Париже повторится лондонское противостояние за подземные дороги.

— Я думал, вы катафил, — поймав на себе недовольный взгляд полковника, Грэй поспешил пояснить, — любите подземелья, катакомбы и все, что внизу.

— С чего вы решили, что мне это нравится? Это всего лишь моя работа, которую за меня никто не выполнит.

— В этом вы правы. Так что, поедете в Париж искать подземных тайных вождей Матерса? У меня даже есть для вас новые документы, где вам по прежнему 42 года.

— А что случилось со старыми, — спросил Стэнли, на что получил ответ полковника:

— А по старым мне 57 лет. Не очень-то реалистично, ты не находишь?

— Ну да, конечно, — согласился молодой человек.

— Так что вы решили, полковник? — продолжал наседать Грэй.

— Не так давно вы запретили мне спускаться в под-Лондон. С чего вдруг вы хотите отправить меня в парижские катакомбы? Вам и мое давнее путешествие под Дублином не пришлось по душе.

— Конечно, не пришлось — ушли с вечера в подземелья, кишащие белыми, а на утро не вернулись в гостиницу, и не понятно где вы и чем вам помочь. А оказалось, вы предпочли морскую прогулку в компании четырех подозрительных личностей. И как мне за вас не переживать? Когда отправитесь в Париж, будете телеграфировать мне дважды в день с докладом, что собираетесь делать в последующие 12 часов.

Полковнику такая перспектива крайне не понравилась. Ему не хотелось ехать в Париж, не хотелось бродить в затхлых катакомбах, где черепа взирают пустыми глазницами со стен на каждого вошедшего. Причина тому нежелание надолго расставаться с Идой или нежелание встречаться с белыми, он так для себя и не уяснил.

— Так что вы скажете на мое предложение?

— Я внимательно выслушал доклад Стэнли. Для начала было бы неплохо побеседовать с несколькими орденцами здесь, в Лондоне. А Париж подождет.

Яркая вспышка пробилась сквозь опущенные веки и быстро погасла. Том проснулся от холода, пробиравшего до костей, и попытался притянуть к себе одеяло, но и оно ничуть его не согрело.

Рядом послышались тяжелые вздохи. Разлепив глаза, Том не без усилия повернул голову к Флоренс. Казалось, её снова посетил дурной сон: глаза быстро двигались под сомкнутыми веками, а грудь вздымалась в тяжелом дыхании.

Взгляд Тома скользнул вниз по обнаженному телу любовницы, и он увидел, как мышцы её живота лихорадочно сокращались волной, одна рука судорожно сжала подушку, другая — стягивала простынь, а ноги были согнуты в коленях и широко раздвинуты. Теперь Том отчетливо услышал вырвавшийся сладострастный стон.

Томасу было трудно поверить и принять тот факт, что эфемерные сны доставлял Флоренс несравненно большее удовольствие, чем его любовные ласки. Укол ревности вынудил Вильерса потрясти Флоренс за плечо, чтобы разбудить, но она не проснулась, а только сильнее застонала. Вильерс предпринял ещё одну безуспешную попытку, даже ущипнул Фло, но и это не помогло — сон был слишком глубок. Озадаченный и расстроенный, он устало присел на кровати и ещё раз глянул на разгоряченную любовницу. Тело её содрогалось ещё сильнее и неестественнее, словно под действием чьих-то толчков, а бедра и ягодицы Флоренс похотливо двигались в нарастающем ритме.

А Тому становилось все холоднее, в затылке неприятно тянуло, а чувство неясной тревоги щемило в груди. Вслушиваясь в неистовые стоны, Томасу становилось неловко, будто он здесь третий лишний, и вместе с тем обидно. Порываясь уйти, он в последний раз взглянул на Флоренс и в ужасе замер. То, что он увидел, не могла быть игрой мышц или обманом зрения.

Тело женщины билось в яростных судорогах, а по нему скользила нечто невидимое. Кожа прогибалась под чужим весом, а на животе, предплечье и боку таяли белые следы. Внезапно грудь Фло сжалась, а на ней вырисовался отпечаток незримой пятерни.

Том тут же слетел с кровати на пол. Сознание разрывали искры страха. Присутствие чего-то злобного и необъятного явственно посетило его. Оно ненавидело Тома, как и все живое в этом мире, оно сеяло только злость и холод.

Томас судорожно попятился назад, дальше от дьявольского ложа, пока со всей силы не наткнулся спиной на холодную ножку торшера и в панике не опрокинул его. Грохот громадины и звон разбитой лампы взрывом отозвались в голове.

— Том, где ты? — пробивался сквозь пелену полузабытья тревожный голос Фло. — Что ты там делаешь?

Он понял, что инстинктивно закрывает голову руками, когда Флоренс нежно прикоснулась к нему.

— Что с тобой?

— А ты?.. — еле выдавил из себя Вильерс.

— Что я? — удивленно взирала на него Флоренс. — Это ведь ты лежишь на полу.

Взгляд её был нежен и полон сочувствия, но Томасу от этого не стало легче. Он взял Флоренс за руку, потом отпустил и притянул другую, затем провел ладонью по её животу, развернул спиной и снова лицом к себе. Ни синяков, ни других следов того, что ещё минуту назад они были в этой комнате не одни, на её теле не осталось.

Флоренс укоризненно смотрела на юного любовника.

— Что с тобой?

— А ты не помнишь? — дрожащими губами произнёс Том.

— Что я должна помнить? Я проснулась от шума, ты здесь, торшер на полу.

— А сон?

— Какой сон?

— Твой. Ты его помнишь?

На лице Флоренс отразилось недоумение, будто она и вправду ничего не понимала.

— При чем тут мои сны?

Томас не находил в себе сил и дальше оставаться в этой жуткой квартире, даже взглянуть в сторону злополучной кровати ему было боязно. Вильерс не стал дожидаться утра. Наспех одевшись, он покинул озадаченную своим странным поведением Флоренс и без всяких объяснений выбежал на улицу.