Валерия Калужская - Магиум советикум. Магия социализма (сборник)

Гошка растерялся от такого поворота. Не любил он брать на себя лишние обязанности.

– Да я в ней не разбираюсь…

– Валера разбирается. Ты, главное, поруководи им, а то он такой рохля, будто и не комсомолец!

– Лучше механомагов привлеки, они в этом спецы.

– У них и так много работы – колхозную технику ремонтировать.

– Да ничего они не отремонтируют! С Зарубиным не справились, а без него и подавно.

Ксюша подумала, согласилась.

– Ладно, тогда вы клуб готовите. Пошли к председателю!

Семёна Кузьмича предложение комсомольцев застало врасплох.

– Дело хорошее, конечно… Подумать надо. В субботу можно и…

– Никаких суббот! – Если уж Ксюша закусывала удила, то неслась к цели неудержимо. – Собрание проведем сегодня же! Предлагаю назначить на 17.00, успеем. Вы нам только ключи от клуба дайте.

– Клуб? Зачем клуб? Там не топлено и вообще… В правлении людей соберем, в красном уголке, потеснимся. Да всё одно половина не придет…

Председатель мог отнекиваться еще долго. Но тут на помощь пришла тетка Вера, – как и услышала разговор из своего кабинетика? Вроде стены не картонные. Распахнула дверь, ворвалась.

– Семён Кузьмич, комсомольцы дело говорят, чего клубу простаивать? А что не топлено – протопим! И народ весь сгоним, пусть послушают молодежь. Хватит нашему колхозу задних пасти!

Лицо председателя стало белым как мел.

– Да я же думал… Нельзя же…

– Что значит – нельзя?! А ну хватит оппортунизм разводить! Ты коммунист или хвост бычий? Давай ключи, сами разберемся!

Председатель снова поменял цвет. Безропотно вытащил из кармана связку ключей, протянул тетке Вере. И та окончательно захватила власть.

– Хлопчик, вот тебе ключ от клуба. Сейчас я Митяя вам пришлю с машиной, дрова отвезете. А в клубе Егорыч покажет, что и как, печку растопит. Он за два дома от меня живет, найдете. Спит, поди, шельма. Будите, не стесняйтесь. Это сторож наш, он и ночью, и днем спать горазд.

Пока Ксюша с оставшимися девчонками готовили политическую часть мероприятия, а механомаги – культурную, Гошка занялся хозяйственно-бытовыми вопросами. Юрика и Валеру отправил с Митяем грузить дрова, а сам пошел на поиски Егорыча.

К счастью, тетка Вера ошиблась, будить сторожа не пришлось. Едва дворовая собачонка тявкнула – Гошка поежился невольно, узнав одну из тех мелких, что встретили его ночью на огородах, – как дверь избы приоткрылась.

– И чево надобно?

– В клубе собрание вечером будет. Мне посмотреть…

Дверь закрылась. Опять открылась. Бодренький старичок – ровесник Октября или чуть постарше – вышел на крыльцо, по-солдатски одернул ватник, шапку поправил. Припадая на левую ногу, направился к Гошке.

– Ну пошли, поглядим.

Шагал дед споро, несмотря на хромоту. И по ровному, и в горку, и по ступеням, поднимаясь на крыльцо клуба. Молчал, лишь поглядывал искоса на Гошку. В конце концов тот не выдержал, заговорил первым:

– А вас как полностью по имени-отчеству?

Дед хитро прищурился.

– Егор Иваныч я. Только не заслужил по отчеству зваться. Сперва Егорка был, потом Егор, теперь Егорыч. Да я привык, и ты так зови.

– Значит, мы с вами тезки почти? А почему ваш клуб заперт всё время? В других колхозах при клубах молодежь собирается, танцы каждую субботу, секции спортивные работают, кружки по интересам…

– Тезки – это хорошо, – Егорыч отобрал у Гошки ключ, сам отпер замок. – А вот клуб у нас неправильный. Место плохое выбрали.

Петли скрипнули, словно рашпилем по нервам провели, дверь открылась. И, подтверждая слова Егорыча, на Гошку дохнули такие холод и мрачная тоска, что волосы на затылке дыбом стали.

– П… почему плохое?

– Почему… Клуб десять лет назад построили. А прежде здесь церква была, старая. Когда пращуры наши при царице Катьке здешние места заселяли, она стояла уже, и кто построил ее, когда – неизвестно. В тридцатые годы мы, комсомолия, с мракобесием боролись, вот и решили из церквы клуб себе сделать. Аннушка, командирша наша, хлопцев образумить пыталась, – не займайте, мол, историческая ценность. Куда там! Мы ж молодые были, головы горячие. На колоколенку забрались, веревки порезали. Ох, как он трезвонил, когда с горки катился – колокол-то! Всю округу взбаламошил. В районе слышно было!

Сторож пошкандыбал внутрь здания, и Гошке не оставалось ничего другого, как следовать за ним. Красная ковровая дорожка на полу, приоткрытые двери комнат. В конце коридора – актовый зал. Просторный, светлый, с большими окнами, рядами мягких стульев и портретами членов Политбюро на стенах. Широкая сцена, дубовый стол для президиума, трибуна с гербом, тяжелый бархатный занавес позади стола. Клуб как клуб, – постарался успокоить себя Гошка. А что зябко до дрожи – так это поправимо. Печку растопим, горячая вода по батареям парового отопления побежит, воздух и прогреется.

Егорыч поднялся на сцену, провел рукой по столешнице. Неодобрительно покачал головой:

– Давно не прибирали, итить его за ногу… И зачем строить было таку громаду?

– А что со старым клубом случилось? – поинтересовался Гошка. – С тем, что в помещенье церкви организовали?

Егорыч удивленно оглянулся на него, мол, неужели не знаешь?

– Так сгорела церква-то. В тот же вечер, как колокол сбросили. Комсомолия собрание устроила, с танцами. А тут гроза, откуда ни возьмись. Молния в самую маковку угодила, церква и пыхнула, как факел. Она ж деревянная была, сухая наскрозь. Ох, сколько народу там живьем погорело! Те, кто колокол скидывали, почитай, все. Да и не одни они. Аннушке повезло, жива осталась. Обгорела сильно, с тех пор в платки кутается.

Сторож подошел к краю занавеса, потянул за веревку. Занавес дрогнул, послушно расступился. Сцена за ним была пуста. Но Гошка туда не глядел. Он вдруг понял, что вместе с занавесом перед ним открывается тайна.

– А вы сами как выбрались? – поторопил он Егорыча. – Это вы тогда ногу повредили?

– Нет, ногу я за неделю до того поломал. Когда церква горела, я как раз в районе, в больничке лежал. С ногой так вышло: я за поповой дочкой по молодости приударял. Да вдобавок свататься вздумал! Рассудил – я же комсомолец, коммунар, не посмеют опиумы для народа мне отказать. А попадья на меня собаку спустила! Ох, и злющая собака у них была. Здоровая, черная, как ночь. Я тикать через огороды, да в яму для картошки и свалился. Клял и попадью, и поповну, на чем свет стоит. А выходит, они мне жизнь спасли?

Егорыч замолчал, с головой окунувшись в воспоминания своей молодости. Пришлось снова подтолкнуть, ведь до разгадки всего ничего оставалось.

– И что потом?

– Что потом… На утро энкавэдэшники приехали, заявили, что диверсия и заговор мировых империалистов. Попа со всей семьей – на Соловки, а дом его Аннушке отдали, как пострадавшей в борьбе с мракобесием. Хороший дом, добротный. До сих пор стоит. Да ты знаешь, ты ж в ём квартируешь.