Валерия Калужская - Магиум советикум. Магия социализма (сборник)

– Ты мне свои бумажки не пихай, – парторг скривился и брезгливо оттолкнул расчеты обратно. – Я тебе сказал: восемнадцатого августа. В лепешку расшибайтесь все, но чтобы полетела!

– Это же первая наша ракета! – увещевал Лёшка. – Всё должно идеально пройти, от этого будущее всего КБ зависит!

– Вот и делайте всё идеально! – громыхнул Рядинский. – Чтобы восемнадцатого августа всё как по нотам сыграли!..

Беседа пошла по второму кругу.

Четверть часа спустя Лёшка выходил из кабинета парторга до крайности подавленным. Прямо так себе и сказал, стоя в пустом коридоре: «Я подавлен. Подавлен товарищем Рядинским. В лепешку».

Коридор сочувствия не проявил, поэтому Лёшка отправился к тому, кто может это сделать: к лучшему другу. Лучший друг Дима Авидюк – страстный любитель поболтать и оказать моральную поддержку, даже если сам был источником неприятностей, – тут же отложил свои дела и приготовился сопереживать. Чтобы сопереживалось лучше, достал из портфеля завернутые в бумагу бутерброды с толстыми кусками сыра и принялся их неторопливо поглощать.

– …и я уже не знаю, что делать, – горестным вздохом завершил свою речь Лёшка. – Начальство отправляет к Рядинскому, а Рядинский отправляет к черту.

– Ну, и плюнь, – невнятно предложил Дима, пережевывая бутерброд. – На Рядинского так в первую очередь.

– Ты не слушал, что ли? – досадливо поморщился Лёшка. – Я ж тебе говорю: не полетит ракета восемнадцатого августа.

– Ну, как не полетит, Лёшка? – вздохнул Дима не то от неразумности друга, не то от закончившихся бутербродов. – За небесный свод зацепится? Не дураки ракету проектировали и полет планировали…

– Да вот именно что! Зацепится! – патетично воскликнул Лёшка. – Или еще что произойдет, даже думать не хочу. Я как ни пересчитывал, как углы ни менял, с какого дома ни начинал, всё равно одно и то же получается: взлететь – взлетит, а дальше – беда.

– И начальству свои расчеты показывал? – уточнил Дима. – И Рядинскому?

– Показывал, – кивнул Лёшка. – Начальство-то вроде прониклось, хоть в астрологии и не разбирается, но на них Рядинский давит. Уперлось ему это восемнадцатое августа.

– Тогда все-таки плюнь, – посоветовал Дима, разглядывая его расчеты. – Ты ж их предупредил? Предупредил. Дальше не твоя беда.

Лёшка совсем приуныл. Дима задумчиво перекладывал бумажки, иногда проводя пальцем по тонким линиям сигилов и оставляя на бумаге жирные отпечатки.

– Так я же… – выдавил Лёшка, – я же как лучше… Я же, как и все, хочу, чтобы получилось! Я же в Сибирь за этим и поехал, чтобы космос, полеты!

– Правда? – неожиданно оживился Дима. – Ты не рассказывал. За полетами?

– Да, – печально кивнул Лёшка. – Я и в маги-то пошел, потому что летать хотел, с самого детства. Это мне потом уже в университете объяснили, что взлететь можно, но невысоко и ненадолго, так что толку от этого ноль. И тогда я твердо решил, что раз сам не полечу, то – или в авиацию, или в космонавтику!

– Хах, а большинство за полетами сразу в авиацию идут, – хохотнул Дима. – Ты как всегда!

Лёшка смущенно развел руками, мол, вот такой вот я.

– Вообще, в этом, наверное, и дело, – почесал затылок Дима. – Никак не привыкнут к тому, что на производстве теперь не только наука, а еще и магия. Ты, поди, своего института первый выпуск?

– Пятый, – покачал головой Лёшка. – Но ты прав. Младший научный сотрудник – это у нас уважаемый и полезный человек, а младший магический – всё еще черте-че-не-разбери-поймешь.

– Я сам-то… – признался Дима. – То есть ты не подумай, я не считаю, что ты ерундой какой-то занимаешься. Работаешь ты не меньше остальных! Но только вот понять мне это сложно.

Он положил рядом какой-то лист своего проекта и один из Лёшкиных сигилов.

– Это, – он ткнул в чертеж, – наука. С ней всё понятно. А это, – он ткнул в сигил, – магия. С ней не понятно ничего.

– Ты его вверх ногами перевернул, – подсказал Лёшка.

– О чем и речь, – кивнул Дима.

– Ничего, – преувеличенно бодро сообщил Лёшка, сгребая в кучу свои расчеты, – еще пара лет – и все убедятся, что магия не менее важна, чем наука! И тогда-то можно будет оказывать полноценную магическую поддержку, разворачивать такие затеи, которые раньше и представить было невозможно!..

– О, как загорелся-то, – хмыкнул Дима. – Шпаришь, как по писаному!

Лёшка смутился.

– Ладно, не буду тебя отвлекать, – пробормотал он. – Пойду лучше думать, что дальше делать…

Дима махнул рукой и, настроенный бутербродами на благодушный лад, углубился в свою работу. Лёшка снова оказался в негостеприимном коридоре. Разговор с Димой облегчение принес временное и неубедительное, и решения возникшей проблемы не подсказал. Лёшка тоскливо разглядывал столбики цифр: ну, очевидно же, что не полетит ракета! Все звезды и планеты, вся астрология против – а кому уж, как не ей в первую очередь верить насчет космических полетов? И как можно от этого так запросто отмахиваться?!

Ночью Лёшка спал плохо. Дома, в общежитии, снова допоздна считал и пересчитывал, строил печати, наносил на них магические символы, иррационально надеясь, что в прошлые разы просто ошибался и результат выйдет другим. Бессердечные цифры упорствовали и убеждали Лёшку, что полета не случится. Так он и уснул, сжимая лист бумаги в одной руке, а карандаш – в другой. И снились ему вперемешку колонки цифр, астрологические схемы и взрывающаяся в чистом голубом небе ракета. И жутким был этот сон.

– Младший магический сотрудник Кузнецов, – слишком формально, да еще и вытянувшись по-военному, представился Лёшка.

Ему нравилось начинать разговор именно так – официальное представление сразу настраивало на серьезный лад всех, в том числе и самого Лёшку. И напоминало, что он в КБ не случайный человек, а важный и полезный общему делу кадр.

– Садись, Лёша, – махнул рукой ведущий конструктор Анисимов, указывая на свободный стул. – Ты мне объясни толком, зачем тебе ехать на запуск? Там и без тебя жарко будет…

– Именно поэтому, Владимир Иванович! – горячо затараторил Лёшка, вмиг растеряв всю свою бережно лелеемую серьезность. – Без меня там жарко будет, а со мной, может, и полегче! Прослежу со своей стороны, чтобы никаких проблем не возникло!

– Ты меня, Лёша, извини, – снял очки и протер их полой пиджака Анисимов, – но я что-то представить не могу, чем ты там на месте поможешь в случае чего.

Вот оно, к этому разговору Лёшка готовился с самого утра. Требовалось соврать начальству. То есть не то чтобы соврать… Но сокрыть свои истинные намеренья. И Лёшка, с одной стороны, чувствовал, что вранье это – правильное, нужное, из лучших побуждений, а с другой стороны, самой сутью своей противился лжи: слова застревали в глотке, лицо разгоралось пунцовым румянцем.