Владимир Кузнецов - Темные (сборник)

Вот теперь Коркранц остался совсем один.

Потянулись минуты. Он ждал. Ночь, осмелев, протянула свои холодные руки, дергала за плащ, трогала шею невидимой ледяной ладонью, забавляясь одиноким человеком.

Коркранц с удивлением обнаружил, что замерзает. Видно, стал стареть, подумал он. Интересно, а поступят ли в продажу таблетки молодости? Препарат на крови какого-нибудь прыгучего юнца, чтоб такие стареющие дубы, как он сам, могли хоть на час почувствовать энергию и легкость юных лет?

Он вообще не разбирался в этих таблетках, презирал, да и чего там – побаивался. Он привык считать их новинкой, а ведь экстракты умений и свойств, высушенных в порошок и помещенных в капсулу, появились на рынке уже лет десять – двенадцать назад.

В их производстве использовалась кровь, алхимия и, конечно, магия.

В основном прибыль приносила торговля умениями знаменитостей – выпил таблетку – и какие-нибудь три четверти часа можешь играть как маэстро или танцевать как бог. Знаменитые художники, правда, все как сговорились: отказались предоставлять свою кровь для производства, даже несмотря на обещания сказочных барышей. А вот некоторые писатели согласились. А что, конкурента за час все равно не наживешь.

Производители утверждали, что очистка сейчас настолько хороша, что побочных эффектов вроде сопутствующих качеств донора сейчас уже стопроцентно нет. А сперва покупатели, бывало, жаловались, что вместе с голосом оперной дивы или музой поэта мог прийти приступ мигрени или близорукости.

Бывали и другие таблетки – например, для снотворных специально отбирали доноров со здоровым сном. Ассортимент постепенно расширялся, а рынок процветал.

Недолговечность действия и только-только начавшая падать стоимость производства все же уступали новизне ощущений, да и пользе, которую многие для себя извлекали. Но, как обычно, нашлась и оборотная сторона, темная, покрытая липкой грязью и таинственной патиной, и в хищный профиль, который смутно проступал под ней, Сыскная управа вглядывалась все тревожнее.

Например, за большие деньги, якобы для спортивных тренировок, кто-то заказал партию таблеток одного из знаменитых боксеров; а в итоге сыскные накрыли подпольный ринг боев без правил, где бойцов держали на препаратах. Часть же тиража вообще попала к уличным бандам.

А еще, пользуясь недостаточной очисткой первых партий и вступив в сговор с некими алхимиками, группа преступников смогла выделить воспоминания известного бильярдиста и подобрать шифр к его банковской ячейке с гонорарами.

Прокатилась и череда спортивных скандалов.

Сочетание таблеток и наркотиков вообще давало дикий эффект чужих галлюцинаций, и поднялась волна специфических преступлений – группы наркоманов грабили покупателей эликсиров. Были и другие тревожные случаи.

Ходили разговоры о том, чтоб наделать таблеток на крови лучших специалистов в каждой области, в том числе и в полиции, но пока только разговоры. Шеффилд прямо сказал, что не потерпит ничего подобного, ведь если такие таблетки, с умениями сыщика или телепата, попадут к преступникам, то с ними станет куда труднее бороться.

В Управе всякие таблетки были не в чести, но прямой запрет отсутствовал. Например, Коркранц знал, что Солис иногда принимал пианиста, чтобы произвести впечатление в своем клубе. Шеф же относился к таким увлечениям пренебрежительно и считал, что человек всего может добиться сам, а если Бог таланта не дал, то и не надобно. Сам Шеф в раздумьях частенько напевал, почитая творчество Моисея Ластера.

…Звук и движение оторвали наказателя от его мыслей: он увидел, как открылась форточка в круглом окошке, и из нее белым бликом в ночное небо вылетел голубь.

Коркранц удивился – кто же использует простого голубя в темноте, – но тот, ухнув по-совиному, мягко и бесшумно спланировал над головой Кор-кранца и скрылся в лесу.

Вот те раз, голубь-сокол, теперь голубь-сова.

Да что тут происходит, нервно подумал Коркранц.

Форточка закрылась, оставив его безо всякого ответа.

Этот парк, ставший лесом, дома, превратившиеся в руины, и люди, которые становились зверьми, складывались для Коркранца в одну мрачную картину. Должно было существовать связующее звено между всем этим, от лося до…

Лось.

Хрустнуло что-то за спиной.

Лось?

Вздохнуло.

Ветер? Или лось?

Тень перекрыла отсвет дальнего дерева. Летучая мышь?

Или голова лося?

Коркранц обернулся.

Лось.

Он стоял в нескольких ярдах позади, огромная горбоносая его башка лоснилась, поблескивал жуткий и внимательный глаз. Квадратные зубы сжимали изжеванную сигарету.

Лось посмотрел на Коркранца и коротким движением головы, кивком, словно спросил, не найдется ли огоньку. Во взгляде читалась пристальная, навязчивая просьба.

Коркранц резко вдохнул, задержал воздух, спиной обтек ствол, медленно помотал головой влево-вправо и вывалился из леса под острый и безжалостный серп луны, не в силах отпустить взглядом мерцающую точку лосиного глаза.

Лось зло, презрительно сплюнул и отступил во тьму.

Коркранц наконец сделал то, чего хотел весь вечер, – сорвал с головы шляпу и вытер вспотевшую лысину. Железные зубы его хотели предательски стукнуть, но он могучим усилием свел челюсти. Если лось с человеческими чертами внушает ему страх, то это нормально, в конце концов. Наверное, есть какое-то название этому, эффект кого-нибудь там. Это нормально, повторил Коркранц и тут понял, что оказался на виду, прямо под окнами брухи.

Прятаться не имело смысла, тем более что брухин совиный голубь ему совсем не понравился, да и идея разделиться представлялась наказателю в свете обстоятельств все менее удачной.

Он поправил плащ, заставил себя повернуться спиной к лесу и поднялся по ступеням уже с привычным каменным выражением лица.

Ни черный кот, ни сова, ни змея, ни летучая мышь – никто не стерег у входа. Только когда наказатель подошел к двери, то заметил, что вместо верхней ступеньки, на которую он уже собирался встать, лежит черная гладкошерстная собака. Она молча подняла голову и глянула так, что Коркранц отступил назад.

– Ну лай, что ли, – сказал наказатель.

Собака промолчала. Коркранц тоже молча протянул руку и взялся за шнурок звонка. Собака низко, глухо, чуть слышно зарычала, так что камень завибрировал, но не поднялась. Наказатель позвонил.

Веласка Имакулада дель Сомоса открыла дверь и загородила собой проход. Она была ниже наказателя почти в два раза, в белой блузе и черной юбке в пол, как полагается достойной женщине.

Волосы брухи были седы и немного вились, глаза – цвета льда, при этом белки чистоты белоснежной, а зрачки – как полыньи во льду над омутом, где водятся твари. Наказатель аж примерз к этим глазам. Даже похолодало, казалось; потянуло из дома стужей, хотя яркий свет из дверей и окон противоречил этому, обещая тепло.