Владимир Кузнецов - Темные (сборник)

– Никому прежде не рассказывала эту историю… Но почему нет? Уж тебе-то я могу доверять. Время не терпит, да и мое терпение иссякает, потому буду краткой. Доводилось ли тебе, гвардеец, слыхать о Проклятом Городе, Лильдаде?..

Раньше, когда я увлекалась учеными изысканиями больше, чем политическими интригами, я побывала там. Мне даже удалось поймать одного из жителей тех мест, змееподобную тварь с горящими в ночной мгле глазами и волчьими клыками. Из тех, что сосут кровь животных и людей… Держите его крепче! – напомнила колдунья слугам, выволакивающим Бурта из клетки. С ножом в руках Ахмаро встала перед алтарем, расправила плечи – и накидка вместе с плащом алой волной стекли к длинным стройным ногам. У старого солдата поднялись даже усы: столь совершенного женского тела он за всю жизнь не видел. – Ведите сюда! Хорошо… – Прислужники ведьмы бросили пленника на камни перед алтарем, под ноги хозяйке. – После нескольких опытов мне удалось сделать потрясающее открытие: эти кровососы бессмертны. Да, старые легенды не лгали… Вот отчего ни одна армия не могла изничтожить проклятый народ. И что же дарует им вечную жизнь?..

– Кр-р-ровь, – зарычал Бурт, осознав все в один миг.

И тотчас руки его высвободились. Одним движением он резко вырвал скользкие потные кисти из пут, ободрав кожу и, похоже, здорово вывихнув большой палец на левой ладони. Но даже эта, легкая по сравнению с тем, что ему доводилось испытывать прежде, боль не могла омрачить яростную радость бойца, северного великана, очеловеченного медведя.

– Моей крови тебе не пить, колдунья! – вскочил Бурт. Отшвырнул легко, как соломенную куклу, маленького серого соглядатая. Другого, высокого, от души пнул ногой в живот и, уже окончательно освободившись, развернулся к Ахмаро.

Та стояла без движения не дольше, чем капля падает с худого потолка на пол, а потом кинулась на него с ножом.

Гвардеец увернулся и ударил сам. На сей раз уже Ахмаро оказалась проворнее: могучий кулак встретил кривое лезвие, сталь погрузилась в плоть и, пронзив ладонь насквозь, терзая сухожилия, вышла с тыльной стороны.

Недолго думая, Бурт крепче стиснул в раненом кулаке жертвенный нож и, потянув на себя, вырвал его из руки женщины. Подхватил свободной рукой с пола меч – свой Меч! – и сразу почувствовал вибрацию стали. Клинок жаждал боя не меньше, чем сам солдат.

– Хейййо! – воскликнул великан. Теперь ему ничто не было страшно, праведный гнев просил выхода.

Бурт с размаху рубанул поднимавшегося с пола слугу ведьмы и атаковал Ахмаро, пока другой служка с воплем ужаса бежал к выходу. Меч проткнул Ахмаро плечо. Темное лицо тамантийки стало серым. Она припала на колени. Налитые, подобные наполненным чашам, груди с торчащими сосцами качнулись, из раны на плече текла почти черная в свете факелов кровь.

Бурт был суров.

– Время читать заклятия прошло, ведьма.

– Я всего лишь ученая, грезившая о жизни вечной… – Тамантийка нашла в себе силы улыбнуться, глядя на торжествующего варвара снизу вверх. – Тебе ли, достойный воин, гордиться победой над слабой женщиной?..

– Скольких моих соратников ты убила?! – Бурт выдернул меч из раны Ахмаро и вновь угрожающе занес его над головою окровавленной колдуньи.

– Я не прошу пощады…

Что-то адское блеснуло в черных глазах наемника.

– Слушай меня, ведьма. Если бессмертие и возможно, то я бы не хотел получить его. Ведь рано или поздно погибель все равно найдет каждого, и ты сама в этом убедилась. Молния, сталь ли добротно кованная – неважно. Но… в глазах твоих нет страха, и ты умна – мне не понять и половину из тех слов, что ты говорила, клянусь кудрями красавицы Майаны!

…А тем более, что я ненавижу твоего бога-дьявола Пта… Я не дам ему насладиться вкусом твоей душонки!

…Сам я из Клумстваллы, а там свои боги, свои обычаи. Я возьму твою душу и знания! Возьму нашим способом…

Орудуя одной рукой, Бурт несколько раз с силой рубанул мечом, вырвав смертный крик из глотки колдуньи. От разрубов плоть Ахмаро распустилась, как цветок огромной красной лилии, упругие полные груди разошлись в стороны, точно створки врат, ведущие во дворец Крови.

И Бурт склонился над телом мертвой ведьмы, чтобы вкусить еще теплого, трепещущего сердца.

До чего же ужасная стоит погода! Весь день моросил холодный дождь, а к вечеру, как будто дневной непогоды было недостаточно, поднялся туман. Густой и грязно-серый, он заволакивает дома и гасит фонари. Бредущие со смены фабричные работники, понурые и молчаливые, в этом мареве кажутся настоящими привидениями.

Нейдж Тинсоу чувствует себя чужой в этом мрачном месте. Еще полгода назад ей бы и в голову не пришло, что она может так вот запросто оказаться на улице после восьми вечера одна, да не просто на улице, а в Западном Краю, самой бедной части Олднона. Она старается держаться в тени, идти вдоль стен, так чтобы не привлекать к себе мужского внимания. Люди тут кажутся ей грубыми и жестокими. В большинстве случаев так оно и есть. Тинсоу знает об этих местах только из рассказов прислуги, пересудов и сплетен, обрывки которых можно случайно услышать, когда заходишь на кухню или в кладовую. Нейдж находила их отвратительными, но реальность выглядит отвратительнее многократно. И все же выбора нет.

«Пойдешь по Мэдчестер-стрит. За Адмиралтейским мостом увидишь паб, за ним – поворот в переулок. Это Крысиный тупик. Сворачивай туда и иди, пока не дойдешь до конца. Там будет большой дом из красного кирпича, на котором написано: „Старая пивоварня“. Заходи и спускайся вниз, до самого дна. Рискованное это дело – не всякий возвращался оттуда живым. Не забудь сказать, как я учила».

Страшные эти слова снова и снова звучат в голове Нейдж. Вот она видит паб с дверями, выходящими на угол, и тусклым фонарем над ними. У крыльца ничком лежит бродяга. Одежда на нем – ворох обмоток, рванины и заплат, и уже нельзя наверняка сказать, чем все это было тогда, когда и вправду звалось «одеждой». Бродяга не шевелится: может быть, мертвецки пьян, а может, мертв. Нейдж отводит глаза и спешит пройти мимо.

Света в Крысином тупике еще меньше, чем на Мэдчестер-стрит. Редкие окна здесь плотно закрыты ставнями, а свет из щелей блеклый и дрожащий. Вскоре Тинсоу видит нужный ей дом – это мрачная громада с темными провалами вместо окон и проплешинами обвалившейся штукатурки. Выцветшая от времени вывеска полукругом висит над облупившимися воротами.

Коснувшись их рукой, Нейдж чувствует, как внутри нее все замирает. Ворота поддаются с противным скрипом, открывая дорогу в мрачную, наполненную тяжелым смрадом темноту.

Таинственные обитатели этого места, голодные и обездоленные, расступаются, настороженно изучая незваную гостью. Скоро они поймут, что Нейдж Тинсоу – всего лишь беззащитная женщина, и тогда бросятся на нее, чтобы разорвать на части. Ей хочется убежать, а еще лучше – проснуться. Пусть это все окажется глупым сном, кошмаром, который мучит ее, но обязательно закончится с пробуждением.