Анна Старобинец - Резкое похолодание

— Но у тебя ведь где-то записан адрес?

…Гэ… Дэ…

— Да, записан.

…Е… Жэ…

— Ну так посмотри, как называется станция!

— Нет, я хочу вспомнить…

…Зэ…

— Слушай, не сходи с ума, а? Каждый может забыть название станции. Я тоже могу забыть. И это совершенно не значит…

— Да дай ты мне сосредоточиться, а?!

…Зэ… И…

— Не кричи на меня!

И… Кэ… Кэ?

— На «кэ»!

— Что?!

— Название станции — начинается на букву «кэ».

— Антон…

…На «кэ». Ну а дальше что? Дальше-то что?…

— «Комсомольская»? — безжизненным голосом предположила Настя.

— Нет.

— «Курская»?

— Да нет же! — он почти орал.

Настя резко поднялась и вышла из кухни.

— Насть, извини! — крикнул ей вслед Антон. — Настя! Не обижайся, пожалуйста!

Она вернулась. В руке — календарик. На календарике — схема московского метрополитена.

— Вот, — она протянула схему ему.

— Нет, я так вспомню.

— Это какой-то бред! — теперь уже она орала. — Это бред, понимаешь? Посмотри на схему! Найдешь там эту чертову станцию! Увидишь, как она называется! И скажешь мне! И все! Вот и все!

— Хорошо, — Антон взял схему. — Ладно, хорошо… А-а… «Калужская».

— Точно «Калужская»?

— Точно. «Калужская».

Это все уже как будто было, — подумал Антон, — опять то же самое. Она стояла вот так же. В той же позе. А я сидел. В той же позе. Сейчас она скажет: «Ну вот и отлично!»

— Ну вот и отлично!

…А я скажу: «Да»…

— Да.

…Теперь она сядет на стул… — ага, вот так, именно так… — и скажет: «Ну так что»…

— Ну так что…

«Мне поехать с тобой…»

— Мне поехать с тобой?

— Настя!

«Что?»

— Что? — она вздрогнула.

— Я все это помню.

«Что ты помнишь?»

— Что ты помнишь?

— Это.

Теперь в ее глазах появился страх.

…Ага, отлично, — с отчаянием подумал Антон. — Приехали. Она думает, что я сумасшедший. Она боится. Она просто боится. Не за меня. Меня.

Волшебство вдруг кончилось: больше он не помнил.

Не помнил, что будет дальше.

— Что ты помнишь? — повторила Настя.

— Как будто все это уже было. Как будто… ну, как будто я все это уже видел то ли во сне, то ли еще где-то…

— Ну да, — она облегченно вздохнула. — Это бывает. Дежавю. Когда тебе кажется, что что-то происходит с тобой не в первый раз. Со мной тоже случалось… А может, — она улыбнулась, — может, все это уже действительно было? В прошлой жизни. И иногда, очень редко, мы вдруг что-то вспоминаем… — Настя заметно оживилась.

Она явно была рада сменить тему.

— У меня это бывает довольно часто, — сказал Антон. — Раз в несколько дней — точно.

— И это, конечно же, тоже симптом смертельной болезни?

— Нет… Не знаю. Наверное, нет.

— Слушай, а если правда? — Настя оживилась еще больше. — Например, много миллиардов лет назад мы уже жили, и все было точно так же… И все циклически повторяется…

— Нет, в «прошлую жизнь» я не верю, — сказал Антон, и ему почему-то показалось, что он спит. — И в «циклически» не верю. Скорее уж — в «параллельно». Например, есть два или больше…

…два или больше параллельных мира… Господи, опять… я ведь все это уже говорил…

— …параллельных мира. Кажется, мы это уже обсуждали?…

— Нет, — сказала Настя. — Мы это не обсуждали. Так что там — «два параллельных мира»?

Она нетерпеливо поерзала на стуле. Она обожала разговоры о сверхъестественном.

— Например, есть два или больше вроде бы параллельных мира, — опасливо повторил Антон и с облегчением отметил про себя, что наваждение — дежавю — кончилось. — Но иногда они все же пересекаются. Вернее, не то чтобы пересекаются — но происходит накладка. Это как…

…это кошмар… Сейчас. Сейчас опять будет. Что-то про поезда. Я скажу что-то…

— …как железнодорожные стрелки.

Антон зажмурился: снова, пульсирующе и муторно, заболела голова.

— В какой-то момент, — сказал он преувеличенно четко, с усилием, чтобы не заплетался язык, — поезд находится одновременно на двух путях… Понимаешь?… Поезд едет… О чем я говорил?…

Ускользает… Ускользает и кружится… О чем?…

— Антон! — Настя погладила его по плечу. — Антон, давай ты ляжешь, Антон… — Глаза у нее были испуганные. — Ты ведь, наверное, устал. Пожалуйста, давай ты ляжешь… Уже очень поздно. Завтра рано вставать.

…Как будто ты находишься в точке пересечения… Всего несколько мгновений — но все же в точке пересечения… Одновременно — и там, и там… Одновременно — ты и не ты… И остановиться ты не можешь… Ты проносишься мимо — и все становится как обычно… Оно заканчивается, твое «дежавю»… Твое «уже видел»… Твое «одновременно видел»… Спать, спать… Как же болит голова…

Антон странно улыбнулся.

— Хорошо, что ты пошла со мной, — сказал он.

— Ну, что сказали?

Он снова улыбнулся.

Дверь в кабинет открылась: на пороге появился великан в белом халате и поманил Настю пальцем.

— Этой мой врач, — все с той же нелепой улыбкой сообщил Антон.

— Зайдите на минуточку. — сказал великан неожиданно тонким голосом.

— Что, совсем ничего нельзя сделать? — спросила Настя.

Он убрал снимки со стола и выключил подсветку.

Выдержал паузу.

— Я выписал ему рецепт. Обязательно приобретите в аптеке…

— Ничего? Ничего нельзя сделать?

— Возможна госпитализация. Я предложил, но ваш супруг отказывается…

— Госпитализация поможет? Она поможет? Я уговорю…

— Не поможет.

Настя встала. Снова села.

— Что… как это будет развиваться дальше?… — спросила она.

— С вами можно говорить откровенно?

— Да.

— Боли. Спутанность сознания. Галлюцинации. Нарушения памяти…

— Он забывает слова. — сказала Настя.

— Забывает слова, — удовлетворенно повторил врач. — Провалы в памяти очень характерны. Вам надо быть готовой к тому, что они будут учащаться. Как и другие нарушения: ложная память…

— Что значит «ложная память»?

— Так называемые дежавю. Когда человеку кажется…

— Поняла.

— …что он уже…

— Я поняла!

Без паники. Без паники. Без паники. Это может быть ошибка. Это не обязательно это. Я не так уж плохо себя чувствую. Поздняя стадия… Если бы это было правдой, я бы чувствовал себя гораздо хуже… О’кей, я соглашусь лечь в больницу. Я лягу в больницу — и все пойдет на лад. Это не может так быть, что ничего нельзя сделать. Поздняя стадия. Всегда есть какой-то выход. Деньги. Какие-то варианты. Поздняя стадия.

Если бы это было правдой, у меня было бы плохое предчувствие. Животные чувствуют приближение смерти. Люди — тоже животные. У них — те же инстинкты. Слоны уходят умирать в пустыню. Коты уходят… Люди… Если бы это было так, я бы чувствовал что-то. А у меня нет плохих предчувствий. Напротив, мне кажется, что все будет хорошо.