Игорь Середенко - С улыбкой хищника

На ужин была каша и стаканчик чая.

Абу попытался, на свой риск, заговорить с солдатом, но тот лишь грузно молчал, всовывая пленным тарелки, словно он кормил домашнюю скотину. Убедившись, что он все выполнил, Иса долил в лампу керосина и вышел, захлопнув, но не заперев дверь.

— Он не запер нас, — заметил Абу.

— Тебе не показалось? — спросил Салех. — Ты знаешь, я не заметил. Может замок тихо щелкнул, вот ты и не услышал.

— Там висел старый, большой замок, — сказал Абу. — Когда он выходил еще утром, я видел в его руке этот замок. Такой тихо не закроешь. А открывал он его разве тихо?

— Да, ты прав. Когда замок открывался было слышно, — согласился Салех. — Думаешь, он забыл запереть?

— Или специально не запер.

— Чтобы мы могли сбежать? — догадался Салех. — Но ведь двери камер заперты, как мы их покинем?

— Это шанс, но как им воспользоваться, если дверь и вправду не заперта?

— Там может быть охрана, ты забыл, — напомнил Салех.

Абу, прикусив губы, поднявшись на ноги, стал беспокойно расхаживать по тесной камере, раздумывая над возможностью побега. Промотав десятка два кругов, он вдруг остановился и сказал подавленным голосом, каким говорят путники, очутившиеся в темной пещере, где дремлет свирепый медведь гризли:

— Здесь что-то не так. Я чувствую, что-то здесь не так. Нас должны были убить, но почему-то оставили в живых. Почему? — спрашивал Абу сам себя. Он терзался этими вопросами, не обращая внимания на окружающую обстановку. В мыслях он ушел глубоко в себя.

Своими странными восклицаниями и непонятными вопросами он напугал не только Захру, но и привел в беспокойство Салеха.

Абу неожиданно развернулся, будто охотник, учуявший дичь, и стал пристальным тревожным взглядом всматриваться в дальнюю стену, расположенную за лампой, и скрытую тенями. Туда едва доставали самые длинные лучи лампы. Абу изо всех сил пытался разглядеть, скрытую темнотой, царившей в бараке, стену и ту обстановку мебели, расположенной возле нее. Все, до чего достал его взгляд, хотя он и пытался расширить зрачки, оказалось лишь темными деревянными ножками какого-то низкого стола.

Абу подошел к решетке и попытался залезть на нее, чтобы разглядеть призрачную стену, укрытую темнотой с высоты, но ему это не удалось — слишком узко были расположены прутья решетки, зацепиться за них ногами было невозможно.

— Что ты делаешь? — беспокойно спросил Салех.

— Там что-то есть, — ответил Абу. Он, ругаясь, отошел от решетки и сел на пол, беспомощный, утомленный желанием своей новой идеи или какой-нибудь безумной мысли.

— Тебе не мешало бы поспать, — предложил Салех.

— К черту сон, там что-то есть, говорю я тебе.

— С чего ты взял это? — спросил Салех.

— Не знаю, чутье, — ответил быстро Абу. — А запахи, тебе они ни о чем не говорят?

— Какие еще запахи? — удивился Салех.

— Они не кажутся тебе знакомыми?

Салех вдохнул воздух, словно пробуя на вкус воду.

— Немного затхло … трава какая-то, свежая, запах гари от лампы и все, — сделал вывод Салех.

— Ты потерял нюх, — вторил ему Абу. — Лампа действительно горит, распространяя гарь, но там, дальше, за ней… Там что-то иное, что-то знакомое, и это не какая-нибудь трава, это …

— Ты прав, если бы ты не сказал это слово: «знакомое», я бы также не чувствовал, как до сих пор. Ты прав, это что-то знакомое, близкое, словно я нахожусь …

— Дома, — добавил Абу.

— Да, верно, в своей комнате, где …

— Где находится на полках все то, что составляет наше ремесло, предметы, без которых не мыслимы обряды вуду, — от этой чудовищной догадки, Абу привстал, какая-то жуткая мысль пролетала в его сознании.

Почти бесшумно открылась решетчатая дверь камеры, расположенной напротив, той самой, темной, где сидел, сжавшись, старик. Словно из мрака, отделился темный зловещий силуэт. Старик совершенно спокойно вышел из камеры и побрел уверенным шагом, по коридору, мимо камер, в направлении светящейся лампы.

В призрачном свете лампы, чьи лучи немного осветили темный силуэт старика, Абу судорожно изучал контуры его старческого лица, покрытого глубокими морщинами и изборожденными жуткими старческими складками. Абу глядел, не отрываясь, словно читая запретную тайную книгу.

— Колдун, — зашипел, прерывисто, на выдохе, таинственно и зловеще Абу. Он протягивал каждую букву, особенно в последнем слоге, как бы предавая весь ужас, охвативший его, значению этого слова.

Салех и Захра сидели молча, с открытыми ртами, разглядывая темные контуры низкого старика.

Четверо пленников, словно стая испуганных мартышек, глядели на старика, медленно проходящего мимо них, будто ползущего удава.

Старик подошел к столу, взял лампу, и направился к темной стене.

Лампа осветила множество полок, на которых стояли разных размеров глиняные сосуды. На стене, кроме полок, виднелись засушенные всевозможные травы. У стены находился широкий стол, на котором Салех заметил несколько ножей, какие-то мелкие предметы, напоминающие амулеты, рядом лежали шкуры каких-то животных, несколько чашек и множество свечей. Старик зажег свечи, кропотливо, не торопясь, как человек, готовившийся к тайной трапезе.

Все молча следили за действиями старика. Дальний угол осветился под действием зажженных свечей, расставленных стариком по полкам и на столе.

В этом, хотя и отдаленном, свете, Салех сумел различить некоторые черты лица этого загадочного старика. У него были короткие черные волосы, местами тронутые сединой, небольшая черная бородка, окрашенная белым, седым волосом внизу. Салех не мог разглядеть его рта, ему казалось, что рот отсутствовал. Видимо, губы этого старика были настолько узки, что их и вовсе нельзя было разглядеть, от этого его лицо казалось еще более зловещим. Человек без рта.

Старик, перебирая предметы у стола, переворачивал, растирал, сдавливал какую-то смесь в сосудах, словно он находился на своей кухне, у себя дома.

Наконец, старик повернулся к молчаливым зрителям, напуганным до смерти, и уверенным проворным шагом перенес лампу на прежнее место. Теперь старик был ближе к решетчатым камерам, и Салеху было видно лучше лицо старика. Он еще раз отметил для себя глубокие морщины, расписанными на лице старика, словно тайные арабески, зловеще украсившие его. Салеху показалось, что старику, судя по его дряблой коже и обвисших складках на шее, должно быть не менее ста лет. Но эта догадка никак не шла с проворством, с каким он уверенно апробировал у стола, и твердым, не совсем старческим шагом.

Поставив лампу и увеличив свет в ней, старик обернулся к камерам, откуда безвольно, со страхом глядели на него люди. Без всякого выражения на лице, он посмотрел на пленников, разглядывая их в камерах. Только теперь Салех смог разглядеть глаза этого старика. Его черные, как ночная мгла, глаза, быстро бегали от одной камеры к другой, от одного пленного к другому, казалось, от этих гипнотических страшных глаз ничто не могло ускользнуть, даже в неясном, призрачном свете лампы. Салеху показалось, что этот старик мог видеть и в темноте, без всякого света.