Игорь Середенко - С улыбкой хищника

Начальник службы безопасности, Алексей Громов, приехал на своей машине в Горки-9, где располагалась резиденция президента. Утренний звонок от лейтенанта сообщил тревожным голосом, что на резиденцию было совершено нападение. Один или несколько злоумышленников, оглушив сержанта, вероятно, проникли в дом президента. К счастью, самого президента в доме не было.

По прибытии Громова в резиденцию он застал группу людей, столпившихся у двухэтажного дома, где любил отдыхать президент. У дома стояла скорая, дверь в дом была открыта. Лейтенант, завидя машину Громова, поспешил к начальнику.

— Что случилось? — спросил Громов, испытывая волнение.

— Товарищ подполковник, я лично вчера уходил отсюда, проверив посты …

— Кто дежурил у дома?

— Сержант Глухов, — ответил лейтенант. — Его обнаружили без сознания, лежащим у двери дома. На голове большая гематома, сейчас врачи осматривают его. Если что-то серьезное, то его госпитализируют.

— Не будем спешить, идемте к нему.

Громов и лейтенант подошли к дому.

— Он здесь? — спросил Громов.

— Да, его врачи осматривают в гостиной. Я велел перенести его на диван.

Они вошли в дом. Обстановка в гостиной была очень дорогой и изысканной. На диване лежал человек, рядом сидели двое людей в белых халатах, один, стоя, согнулся над лежащим.

Рука пострадавшего дернулась. Громов и лейтенант подошли к сержанту. Тот приоткрыл один глаз, второй заплыл гематомой. Удар, по-видимому, пришелся в висок.

— Как он? — спросил Громов у врача, делающего запись в тетрадь.

— Сотрясение мозга, перелома черепа нет, советую его отправить в госпиталь. Отлежится недельку и будет как новенький, — ответил доктор.

— Он говорить может?

— Думаю, что да, — ответил доктор, осмотрев здоровый глаз больного. — У него еще шок от удара. Били тупым предметом.

— Что ж, забирайте его, я приеду к вам позже, — сказал Громов.

В этот момент больной надул щеки и начал шевелить губами, словно хотел что-то сказать. Его единственный открытый глаз, казалось вот-вот вылетит из орбиты. Он смотрел в сторону двери, где стоял лейтенант. Сержант поднял ослабленную руку и протянул ее в сторону лейтенанта.

— Это он, — с тяжелым выдохом произнес сержант.

— Что, лейтенант? — удивленно переспросил Громов. — Лейтенант Сивцов? — для полной ясности спросил Громов.

Лейтенант стоял, опешив, поначалу, его лицо выражало непонимание, потом возмущение и, наконец, тревогу, перерастающую вновь в непонимание и невольное оцепенение.

Громов подошел ближе к сержанту и еще раз спросил:

— На вас напал лейтенант Сивцов?

— Да, — коротко ответил сержант, тяжело выдыхая.

Сержанта увезли на скорой помощи в госпиталь, лейтенанта арестовали.

Громов решил провести допрос лично. В комнате для допросов, где из мебели были стол и два стула, за столом сидел понуро, свесив голову на грудь, лейтенант Сивцов, на его руках блестели наручники. В комнату вошел Громов. Лейтенант, завидя начальника, встал и преданными глазами щенка посмотрел на Громова.

— Садитесь, лейтенант.

Оба сели, Громов тяжело, лейтенант с осторожностью, прислушиваясь к каждому слову начальника.

— Что происходит? — спросил Громов.

Лейтенант тяжело вздохнул и опустил глаза, выражающие вину, словно провинившийся школьник.

— Я … я не помню.

— А вот сержант все вспомнит, как ни странно. Я из госпиталя приехал. Он пришел в себя и все мне рассказал.

— Что он сказал? — понуро спросил лейтенант. Его глаза бегали, будто он искал какой-то выход, его брови напряженно сузились.

— Сержант утверждает, что вы действительно с ним расстались в десять сорок пять вечера и уехали домой в город. В четыре часа, перед самым рассветом, он услышал какую-то возню в охраняемом доме. Подошел к двери и увидел мужчину, спокойно выходящего из дома. И знаете, кто был этим неизвестным?

— Хотите сказать, что это был я? — сипловатым, неуверенным голосом пробубнил лейтенант.

— Да, это были вы, с его слов. Но и это не все, — продолжал Громов. — В тот момент, когда он подошел к вам и хотел расспросить, что вы делали в апартаментах президента, вы оглушили его, ударив чем-то тяжелым в голову. Возможно, пистолетом.

Лейтенант качал головой из стороны в сторону, тихо бубня под нос:

— Нет, нет, это не я. Я не мог.

Наступила тишина, во время которой оба размышляли. Громов гадал, кто из двух: сержант или лейтенант врет, а лейтенант вспоминал события ночи.

— Вы, Сивцов, работали в спецслужбе года три, характеристика у вас отличная, хорошая семья, я лично знаком с вашей женой и сынишкой. И честно вам сказать, я не могу понять, как вы там оказались и зачем вы ударили сержанта, который нес службу.

— Я и сам не знаю, — ответил в оправдание лейтенант.

— Не знаете, что? Как оказались на территории резиденции, или как ударили своего товарища?

— Не знаю, где я был этой ночью.

У Громова расширились глаза от удивления, он посмотрел, изучающее, на подчиненного. Он, словно ждал ответа от него.

— Я должен побыть наедине и все вспомнить, — ответил неуверенным голосом лейтенант.

— Ну что ж, Сивцов, у вас будет на это время. Я приеду через три часа. Надеюсь, этого хватит. И помните, Сивцов, против вас даны показания, и факты не в вашу пользу. Ваш автомобиль находился на стоянке у резиденции с трех часов.

Лейтенант поднял голову и с удивлением посмотрел на Громова, словно ему вынесли приговор.

Сивцов сидел за тем же столом, в той же комнате, где оставил его Громов. У него сняли наручники, и заперли его за массивной дверью камеры. Поначалу, Сивцов сидел, выпрямив ноги и облокотившись на спинку деревянного стула. Ничего не вспомнив, он стал ходить по комнате, от стены к стене, пытаясь вытянуть из памяти хоть одно воспоминание. Все его напряжение сознания лишь приводило к головной боли и легкому головокружению.

Как бы он ни напрягал память, но мысли таяли, а мозг утомлялся. Тогда он стал предполагать. Сперва, он подумал об автомобильной аварии, вследствие которой он потерял память о ночных событиях. Это он отвел в сторону, почти сразу же, ведь он не чувствовал боли в теле, да и на голове не было ушибов (голову он ощупал).

Затем он предположил, что был пьян, поэтому ничего не помнит. Но зачем ему в этом случае понадобилось идти в таком состоянии на работу, если он с вечера собирался домой. Это он тоже отбросил. Промучившись бесплодными воспоминаниями, из которых он ничего не вытянул, он решил пойти по принципу одного звена и имеющихся, хоть и не точных, фактов. Звенья размышлений он стал строить, начиная с вечера, где были еще живы воспоминания. Он был уверен, что память к нему вернется, только нужно время. И так, он стоит у дома президента — это он точно помнил. Рядом с ним еще кто-то. Он с ним беседует, но лица не видит. Очевидно, в памяти оно потерялось. Он видит лишь форму сотрудника спецслужбы. Лейтенант сделал предположение, добавив, таким образом, звено в воспоминании, что этим собеседником был пострадавший сержант. Он знал, что тот должен был вести дежурство этой ночью. Они дружелюбно о чем-то говорили, потом он вспомнил какую-то юбку, хотя нет, это был фартук, рабочая одежда горничной. Это был кто-то из обслуживания. Потом он вспомнил, как он попрощался с сотрудником и направился по аллее проверить посты. Здесь он начал вспоминать отрывно, эпизодами. Он вспомнил свою машину, как садился в нее, как ехал по темной дороге, затем шоссе, после провал в памяти. Лишь какие-то отдаленные светлые пятна. Он помнил, что этот свет приближался к нему, или он к свету.