Кристофер Триана - Поедание

Мы были в ее квартире, в душе, чтобы не перепачкать кровью простыни. Я проколол ранку на ее шее и пировал ею, словно вампир, а она в это время ласкала мою мошонку, вцепившись в нее ногтями. Я пустил в ход ее любимый палец — тот, что отрублен.

— Правда, — сказал я окровавленными губами.

Она открыла глаза в недоумении.

— Что?

— Правда, — повторил я, взглядом подсказывая ей, что имею в виду.

Теперь она поняла. Она вспомнила вопрос, на котором мы остановились, когда наши отношения только начинались.

— Значит, так, — жалобно сказала она, — как ты потерял свой палец?

— Отрубил его топориком.

Она забилась тазом о мою руку.

— Видишь ли, — продолжал я, — существует много видов фетишей. Я слышал, бывает, что некоторые не могут достичь оргазма, пока им что-нибудь не ампутируют. У меня нет этой проблемы, в чем ты имела возможность убедиться. Но мне было интересно это состояние.

— И ты сделал это. Детка, да ты крут.

— Это — не все, — сказал я. — Решиться на это было непросто. И я был один. У меня несколько месяцев не было сексуального партнера. Все, что у меня было — фильмы и дрочка. Ты уже знаешь, что в юности я увлекался Мэделайн Смит.

— О да, девушка Бонда.

— Верно, — сказал я. — И одержимость ею меня никогда не покидала, лишь обострялась. В эти месяцы одиночества я сходил по ней с ума. Выпустил своего внутреннего Ван Гога, можно сказать, на свет Божий, и отрубил себе палец в ее честь. Я собирался отправить палец ей по почте на День святого Валентина.

— Отправил?

— Нет.

— Но почему? — спросила она таким голосом, будто ей разбили сердце.

— Когда возбуждение от содеянного прошло, я стал думать более ясно. Любая женщина запаникует, если получит по почте палец. Об этом сообщат в полицию. Это могло выйти мне боком.

— И он до сих пор у тебя?

— Ну, я понимал, что долго его хранить не получится, а идти в больницу и пришивать назад я постеснялся. Кроме того, это был особый момент моей жизни, и я хотел оставить все как есть, чтобы обрубок напоминал, как далеко я зашел в своем сумасшествии. Но я не хотел его просто выбрасывать. Я хотел оставить его себе, только не замораживать, или что там еще делают. Поэтому тем вечером я его съел.

На мгновение повисла тишина. Вайолет сверлила меня взглядом.

— И как ощущения?

— С одной стороны — хуже некуда, но в то же время — так, словно меня выпустили на свободу.

— Прямо как от снаффа.

— Именно, только лучше, потому что я сам участвовал.

Мы оба замолчали, она уставилась на меня каким-то животным взглядом. Тогда я и понял, что она тоже влюблена в меня.

— Алекс, дорогой.

— Что?

— Я хочу снять с тобой фильм.

Мы смотрели отснятое вместе, Вайолет все это время держала ногу во льду. Она приняла пару таблеток обезболивающего и уже пришла в себя. Видео вышло хорошим, Вайолет отлично постаралась. Она кричала, когда я отрезал ей палец на ноге, но рука почти не дрогнула. Смотреть, как я ем палец, было почти тем же самым, что и есть его. Но это было не так, как в тот раз, когда я съел свой мизинец. Чего-то не хватало.

— Отличное начало, — сказала Вайолет. — Но нужно больше. Каннибализм — это неплохо, но нужно придумать продолжение.

— Я пытался что-нибудь придумать, но, понимаешь, в голову ничего не приходит. Изнасилования, пытки, убийство — все это было.

Мы смотрели видео и думали. И тут меня осенило.

— У тебя был палец, — сказал я. — теперь моя очередь.

— Хорошо, но больше никаких пальцев, — сказала она. — Это уже будет слишком.

Я снимал со своей точки зрения. Она стояла передо мной на коленях и делала мне минет. Мы по обыкновению вошли в азарт: глубокая глотка, я отшлепал ее членом по щекам. Потом появился кинжал. Она подразнила меня, потерев его рукоять. Потом начала очень медленно отрезать кусочек моей крайней плоти. Ничего близкого к кастрации — просто оттяпала немного кожи. Сделав это, она принялась исступленно сосать, а потом съела полоску плоти.

Я взорвался ей в лицо, когда она поедала меня. Это был сильнейший оргазм в моей жизни.

Я понял, чего мне не хватало, когда я ел ее палец. Нет, не поедание человеческой плоти возбудило меня — возбудило меня то, что часть моего тела стала пищей. Есть самого себя — отвратительное блаженство, но стать лакомством для прекрасной женщины — это сладчайший фетиш из всех.

К тому же, приближался День святого Валентина.

После того, как меня забинтовали и мы жадно отсмотрели полученную запись, я рассказал Вайолет о снизошедшем на меня прозрении, о величайшем проявлении любви.

— Снафф скучный, потому что там только убийства, — сказал я. — Что, если вместо жертвы будет добровольный участник?

— Черт возьми, — сказала она. — Замечательно.

— Да такого еще никто не видел! Представь: фильм, в котором кто-то умирает по собственному желанию, и ему это даже нравится. Что еще лучше — вместо красивой женщины, которую убивает чокнутый мужик, здесь будет чокнутый мужик, которого убивает красивая женщина. Его не просто убивают, а едят живьем. И ест не только женщина, но и он сам.

Я лежу, привязанный к столу, Вайолет сверху, оседлала меня, снимает меня, кромсает меня. Агония и экстаз — единое целое, я в невыносимом раю. Я пленен, но эротичнейший из моих кошмаров стал явью, и я свободен. Чувствовать, как ее пальцы извиваются у меня в животе, столь же прекрасно, сколь и извергаться в нее. Это — шедевр, дарованный нами миру, наше болезненное благословение тем, кто уже поражен общим с нами недугом.

Вайолет согласилась с моими последними желаниями и самостоятельно закончит фильм. Порнографическая снафф-запись, снятая нами, будет смонтирована вместе с примечательными моментами из нашей жизни, а потом фильм перейдет к сцене, в которой меня съедят. В завершающей части Вайолет сперва, как сможет, займется любовью с моими останками, потом полностью расчленит тело и, наконец, приготовит и съест его. Она отредактирует фильм и разошлет бесплатные копии всем перечисленным в списке, который я оставил на жестком диске — всем моим клиентам, покупавшим ужасы и порно. Когда она закончит, примерно у тысячи человек в руках окажется настоящий снафф-фильм, и, как знает любой в подпольном бизнесе, на этом его распространение не остановится.

На записи можно увидеть лицо Вайолет, и я предложил замазать его, но она настояла на том, чтобы оставить — ради целостности фильма. Ей наплевать, что из-за этого можно загреметь в полицию. Процесс получит не меньшую огласку, чем дело О. Дж. Симпсона. Это лишь подогреет интерес к фильму.

Я чувствую, как смерть все крепче сжимает свои объятья, когда она начинает запихивать мои кишки мне же в рот. Все почернело, и я ощущаю изысканный вкус того, что именуют нектаром богов; я жую из последних сил.