Виктор Хорунжий - Дженнифер. Обитель скорби

Чем дальше, тем гуще лес впереди… Вот уже им приходится продираться сквозь растопыренные ветки и вязнуть в снежной каше. Лес становился все темнее, что только радовало – ведь если их будут искать, преследователей встретит такая же темнота…

Одна из девушек остановилась первой; остальные тоже замедлили движение. Переминаясь с ноги на ногу, беглецы наконец дали себе возможность выровнять дыхание и оглядеться. Вокруг была густая ночная чаща; сбежавшая в облака луна бросала им лишь жалкие обрывки случайного света.

– И куда теперь? – хрипло спросил Раян.

Кажется, он устал больше других; с трудом пряча гримасу боли на изможденном лице, юноша мужественно держался, не выказывая своего состояния.

Дженни вдруг захотелось подойти и обнять его, но она сдержала себя. Не теперь. Не время.

– Через лес проходит дорога. Если будем идти дальше прямо, мы выйдем на нее, – неожиданно спокойно заявила София. Сейчас, разгоряченная от бега и, кажется, уверенная в себе, девушка выглядела вполне здоровой. И верзила Джастин оглядывался по сторонам с такой счастливой улыбкой, будто находился на банкете в собственную честь, а не в ночном холодном лесу.

– Идемте! – решительно скомандовала София и первой пошла напрямик, словно ей одной была известна дорога.

Спорить никто не стал – остальные бодрыми шагами поспешили за ней.

Сколько еще продолжался этот марш через лес, неизвестно, но когда впереди наконец забрезжил долгожданный просвет, луна окончательно спряталась в грязные копны снежных облаков. Уже порядком уставшие, беглецы поднялись по склону небольшого холма, всматриваясь в даль между мачт вековых сосен.

Дорога впереди действительно была видна. И немного поодаль от нее на фоне сереющего неба нелепо громоздилось… знакомое трехэтажное здание психиатрической клиники.

Грязно-желтая полоса рассвета уже рассекала хмурое ледяное небо, когда в третий раз выбившиеся из сил путники вышли все к той же больнице. Теперь зимний ветер игнорировать было невмоготу: он полностью сковывал их движения, неподъемным грузом падал на трясущиеся от холода плечи. Снег забивался в промокшую обувь, совсем не рассчитанную на длительные прогулки по зимнему лесу. Выхода отсюда нет – куда бы они ни поворачивали, неизменно выходили к больнице, словно все дороги сплелись в тугое кольцо и не было другого пути.

Говорить не хотелось. Брошенные слова неизвестно кому адресованных проклятий не согревали тоже. Измученные, продрогшие, утомленные, беглецы считали, что сил не осталось вовсе. Но это было не так: когда впереди послышались громкие крики и замелькали фигуры в зимних куртках, оказалось, что силы на то, чтобы повернуться опять к предательскому лесу и броситься вперед без оглядки, нашлись у всех…

Далеко убежать им уже не дали. Первым попался Раян – юноша просто рухнул под ноги преследователям, поскользнувшись на древесном корне, и его тут же схватили. Следующей оказалась София.

Дольше всех сопротивлялся Джастин; когда девушек скрутили и поволокли по направлению к больнице, он бросился их защищать. И если бы не электрошокеры, санитарам и охране пришлось бы туго…

Как сквозь туман, видела и слышала Дженни все, что происходило дальше. Боль от ударов, крики и ругань, искаженные от злости лица персонала… Будто в бреду проносились обрывки фраз, не достигая сознания, которое не хотело принимать жуткую правду – не хотело отчаянно! Им не удалось. Их опять поймали. Они снова пленники в лапах у монстров… И боль от жгучего укола, и стремительно вслед за ней налетающая чернота показались почти желанными – ведь это было избавлением от понимания…

Проснувшись, Дженни еще долго не могла прийти в себя. И еще больше времени ей понадобилось, чтобы сквозь мутную пелену нечеткого сознания уяснить, почему не получается двигаться. Она привязана к своей кровати плотными ремнями, и двигаться практически нереально. Только повернуть голову из стороны в сторону оказалось возможным, но и это давалось с трудом – наверное, из-за лекарств Дженни чувствовала себя так, словно была живой лишь наполовину.

В таком же положении находились и остальные – насколько смогла она разглядеть, привязали всех…

Теперь таблеток больше не было – исключительно уколы, невыносимо жгучие, которыми с большой охотой награждала их ухмыляющаяся Игла. Казалось, созерцание чужих страданий лишь добавляло ей жизненных сил. Убийственная доза неизвестной мути, бродившая сейчас по жилам Дженни, была сродни проклятию, отбиравшему возможность ясно мыслить. Но она же была и спасением, не дающим реально сойти с ума от унижения и бессилия, которые душили хуже любой болезни.

Дженнифер приходила в сознание и снова отключалась; кормление – через силу вдавить в себя несколько ложек какой-то жижи, болезненный укол – и снова зависание в холодном пустом пространстве на грани не-бытия …

Вокруг нее кружили неведомые птицы. Наверное, они могли быть воронами, если бы не ослепительно-желтый цвет их крыльев. Беззвучно летали они над Дженни, осыпая ее ворохом солнечных искр, что, попадая на кожу, оставляли на ней свои болезненно горячие прикосновения. Хаотичное кружение безголосых птиц и шум далекого моря – он то приближался, то отдалялся, и невозможно было определить, откуда доносятся эти звуки. Дженни бросалась бежать то в одну, то в другую сторону, вслепую, больше всего на свете желая вдохнуть в себя запах пенистой морской волны… Однако море лишь дразнило ее, прячась за крыльями желтых птиц, и солнечный свет становился порой таким невыносимым, что она просыпалась, чтобы через несколько минут снова провалиться в танцующий калейдоскоп настороженных шорохов и призывного морского шума…

– Дженни! Дженни, ты слышишь меня? Открой глаза, детка!

Этот голос – был ли он на самом деле или же это продолжение сна? – сродни шуму морского прибоя.

– Ну же, детка, не пугай меня!

С трудом разлепив тяжелые веки, Дженнифер тут же прищурилась от яркого света. В центре светлого круга вырисовывалось женское лицо с красивыми правильными чертами. Оно выражало беспокойство и тревогу.

– Все будет хорошо, ты слышишь меня? Я вытащу тебя отсюда, – прозвучало в голове девушки, и Дженни обреченно закрыла глаза.

Теперь она знала, что это точно был только сон.

Волшебные звуки далекой музыки доносились откуда-то сверху. Мелодия плавно кружилась, а ритму ее волн вторили редкие удары сердца. И таким размеренным и крепким был покой, что открывать глаза решительно не хотелось. Но именно об этом уже в который раз просил встревоженный женский голос: