Ганс Эверс - Сочинения в двух томах. Том первый

И вот тогда произошла со мной в высшей степени неприятная история.

Моя маленькая подруга становилась все капризнее. Памятуя об ее больном сердце, я принимал по отношению к ней всевозможные меры предосторожности, но она с каждый днем становилась все раздражительнее. Фрица Беккерса теперь она совсем не переносила. Если Фриц Беккерс заходил ко мне на минутку в то время, когда она сидела у меня, то каждый раз происходила сцена, кончавшаяся тем, что Анни падала в обморок. Она падала в обморок так часто, как другие чихают. Она постоянно падала в обморок — по всякому поводу, а очень часто и без всякого повода. И обмороки эти становились все длиннее и внушали мне все большие опасения. Я все время боялся, что она умрет на моих руках. Бедное милое создание!

Однажды под вечер она пришла ко мне веселая и довольная.

— Тетя уехала в потсдам! — промолвила она. — Я могу пробыть у тебя до одиннадцати часов.

Она завварила чай и уселась ко мне на колени.

— Дай мне прочитать, что ты написал.

Она взяла исписанные листки и прочла их. И осталась довольна написанным и в награду за это крепко поцеловала меня. Наши маленькие подруги — самая благодарная публика для нас.

Она была весела и здорова сегодня.

— Ты знаешь, я думаю, что моему глупому сердцу гораздо лучше. Оно стучит совсем спокойно и правильно.

Она взяла мою голову обеими руками и прижала мое ухо к своему сердечку, чтобы мне было слышнее.

Вечером Анни озаботилась составлением меню нашего ужина. Она записала все, что надо было: хлеб, малсо, ветчину, франкфуртские сосиски и яйца — и позвонила хозяйке.

— Вот! Ступайте и принесите все это! — приказала она. Но только посмотрите, чтобы вам дали хороший товар.

— Вы останетесь довольны, барышня: я позабочусь обо всем, как следует, — ответила хозяйка.

И она ласково погладила мозолистой рукой атласную ручку Анни. Я нахожу, что все берлинские квартирные хозяйки без ума от подруг их жильцов.

— Ах, как славно сегодня у тебя! — смеялась Анни. — Если бы только этот отвратительный Беккерс не приходил сюда!

И вот как раз именно он и явился. Тук-тук…

— Войдите!

— Я мешаю?

— Да, конечно, мешаете. Разве вы не видите, что мешаете! — воскликнула Анни.

— Я сию минуту уйду.

— Ах, вы все равно помешали нам. Едва вы просунете сюда голову, уже становится противно. Уходите же… Уходите же наконец? Чего же вы еще ждете? Вы — убийца кошек!

Беккерс уже взялся за дверную ручку, чтобы уйти. Он не оставался в комнате и минуты, но для Анни и это был слишком долгий срок. Она вскочила, ее белые руки схватились за край стола.

— Разве ты не видишь, что он хочет силой остаться здесь, этот человек? Вышвырни его вон! Защити же меня! Выгони его, эту гадкую собаку!

— Пожалуйста, выйдите отсюда, — обратился я к Беккерсу.

Он остановился в дверях и кинул на Анни еще один взгляд. Долгий, странный взгляд.

Анни пришла в неистовство.

— Вон! Вон, собака! — кричала она. — Вон!

Ее голос оборвался, глаза выступили из орбит. Судорожно сжатые пальцы медленно выпустили край стола, она безжизненно повалилась на диван.

— Ну, вот и готово! — воскликнул я. — опять обморок! Эти истории с ее сердцем становятся совершенно несносными. Извините, господин Беккерс, она ведь серьезно больна, бедная малютка.

Как всегда, я расстегнул ее блузу и корсет и стал растирать ее одеколоном. Она не приходила в себя.

— Беккерс! — позвал я. — Принесите, пожалуйста, уксусу из кухни.

Он принес уксус, но и растирание уксусом не помогло.

— Постойте! — промолвил он. — У меня есть кое-что другое.

Он ушел в свою комнату и возвратился с пестрой коробкой.

— Зажмите себе нос платком, — сказал он.

Затем взял из коробки кусок персидской камфары и поднес его девушке к носу. Камфара пахла так сильно, что у меня побежали по щекам слезы.

Анни вздрогнула. Продолжительная сильная судорога потрясла ее тело.

— Слава Богу, помогает! — вскрикнул я.

Она приподнялась, глаза ее широко раскрылись. И она увидела перед собою лицо Беккерса. Ужасный крик вырвался из ее посиневших губ, и тотчас же она упала снова в обморок.

— Новый обморок! Вот еще несчастье!

Снова пустили мы в ход все средства, какие только знали: воду, уксус, одеколон. Мы держали под самым ее носом персидскую камфару, запах которой заставил бы расчихаться мраморную статую. Она оставалась безжизненной.

— Черт возьми, славная история!

Я приложил ухо к ее груди и не мог расслышать ни малейшего удар. Легкие тоже не работали: я взял ручное зеркало и приставил его к полуоткрытым губам — ни единое легчайшее дыхание не помутило его поверхности.

— Я думаю… — сказал Беккерс. — Я думаю…

Он прервал сам себя:

— Надо позвать врача.

Я вскочил.

— Да, конечно. Сию же минуту. Напротив в доме есть врач… Ступайте туда. А я побегу на угол, к моему приятелю, доктору Мартенсу. Он, наверное, дома.

Мы вместе кинулись вниз по лестнице. Я слышал, как Беккерс уже звонил у подъезда напротив. Я побежал со всех ног и вот наконец уже стоял у двери доктора Мартенса и нажимал кнопку. Никто не являлся. Я позвонил еще раз. Наконец, я нажал кнопку и продолжал держать ее пальцем, не отпуская. Все еще никого. Мне казалось, что я стою здесь уже целые тысячелетия.

Наконец показался свет. Мне открыл сам доктор Мартенс в рубашке и туфлях.

— Что значит этот набат?

— Да я жду тут без конца…

— Извините. Прислуга ушла, я был совершенно один и, как видите, занимался туалетом. Я собираюсь уходить в гости. Что у вас такое случилось?

— Пойдемте со мной, доктор! Сию же минуту!..

— Как? В рубашке? Я должен, по крайней мере, надеть хоть брюки. Зайдите. Я буду одеваться, а вы в это время расскажете, что у вас случилось.

Я прошел за ним в его спальню.

— Вы ведь знаете маленькую Анни? Вы, кажется, встречали ее у меня. Так вот…

И я рассказал ему, в чем было дело. Наконец он был готов. О небо! Теперь он опять зажигает сигару.

На улице навстречу нам попался Беккерс.

— Ваш врач уже там, наверху? — спросил я его.

— Нет, но он должен прийти каждую секунду. Я поджидаю его здесь.

Когда мы подходили к дому, из противоположного дома вышел господин это был другой врач. Мы все четверо поспешили вверх по лестнице.

— Ну, где же наша пациентка? — спросил Мартенс, который вошел в мою комнату первым.

— Там, на диване, — сказал я.

— На диване? Там никого нет!

Я вошел в комнату — Анни там уже не было. Я онемел…

— Может быть, она очнулась от обморока и легла рядом на постель? заметил другой врач.

Мы вошли в спальню, но и там никого не было. И даже кровать была совершенно нетронута. Мы прошли в комнату Беккерса, но Анни не было и там. Мы искали в кухне, в комнате хозяйки, во всем этаже — повсюду. Она исчезла…