Дарья Беляева - Маленькие Смерти

Отец некоторое время молчит, постукивая пальцем по циферблату наручных часов, а потом говорит почти печально:

— Именно, Морриган. Мы ничего не понимаем. Совершенно ничего. Поэтому объясни нам пожалуйста, чего именно мы не представляем?

— Ты, Райан, понятия не имеешь, как велика моя сила, и кто за мной стоит. С чего бы мне отвечать тебе?

— С того, что ты как раз имеешь понятие о том, как велика моя сила и кто за мной стоит. Впрочем, другой твой двоюродный брат может…

Тут Мильтон с неестественной, абсолютно трезвой быстротой перехватывает Морриган за горло, чуть сжимает.

— Поговорить с тобой отдельно. Я говорил, что он работал в Абу-Грейб во время своей второй поездки в Ирак? Нам нужно больше узнать друг о друге, милая кузина.

Мильтон прижимает Морриган ближе к себе, чтобы лишить ее способности вырываться. Она шипит, будто любое прикосновение ее обжигает.

— Слушай меня, детка, — шепчет ей Мильтон. — Мне достаточно пятидесяти минут, чтобы выяснить полезна ты или бесполезна. Это будут не лучшие пятьдесят минут в твоей жизни, зуб даю, а вот мне все понравится. Хорошо, если ты окажешься полезна. Если же нет, то мы с братишкой…

— Сделаем из тебя медиума, Морриган. Мы это можем. Не обещаем тебе что-то вроде того, что ты видела, но обычного медиума мы из тебя сделаем легко. Будешь ходить в мир мертвых, Морриган. Хочешь быть грязью? Скверной? Хочешь загрязнять мир смертью? Быть одной из тех, кому следует умереть ради победы?

И вдруг Морриган делает то же самое, что и я, находясь в катакомбах под сгоревшей церковью. Она прокусывает себе язык и сплевывает алую, жидкую от слюны кровь папе на щеку. Папа со вздохом достает платок, стирает пятно и долго смотрит на него, как будто проходит тест Роршаха.

— Хорошо, Морриган. Ты выразилась довольно ясно.

Морриган держала меня взаперти, она убийца и сделала оружие из собственного сына. Но мне действительно жалко ее, хотя и совсем чуть-чуть, потому что я вижу, с какой силой давит ей на горло Мильтон. И знаю, с какой он может давить.

— Слушай, кузен, — говорит вдруг она, не из страха говорит, не из желания выбраться. — Внимательно слушай меня, потому что я не буду повторять.

— Вряд ли у тебя появится шанс повторить.

Мильтон все еще крепко удерживает ее, но на горло давить перестает. Голос у Морриган становится хриплый, она кашляет, прежде, чем начать:

— Вы и я, к сожалению, происходим из одного рода. Надо сказать, довольно знатного ирландского рода, но разорившегося незадолго до восшествия на престол королевы Виктории. Последние наследники этого рода, Грэйди и Зоуи Миллиган, уехали из графства Лаут в Дублин еще до великого ирландского голода.

Последние представители знатного рода? Брат и сестра? Нет уж, хватит с меня на сегодня инцеста. Легкими нарушениями основных человеческих табу я сыт уже по горло.

— Скажи своему брату, чтобы он меня не держал, — говорит Морриган. — Мне неприятны его прикосновения.

Райан кивает Мильтону, и он отпускает Морриган.

— Словом, они приехали в Дублин другими людьми. Ей было четырнадцать, а ему было девятнадцать. Как и все представители загнивающих родов, они обладали большим гонором и хорошим образованием. Только в Дублине им это не помогло. Жили они очень бедно, едва сводили концы с концами. Грэйди продавал трупы. По тогдашним законам в медицинских университетах можно было вскрывать только трупы преступников, а их категорически не хватало.

Я вдруг понимаю, что Морриган получает удовольствие от рассказа. Она говорит, сложив руки на груди, в учительской манере, и рассказывает тоже совсем как учитель, и даже взгляд ее будто переносит меня на пять лет назад, на урок, где я сижу и ничего не понимаю. Кем она была до того, как стать католической психопаткой?

— Грэйди грабил могилы. Ухоженный и образованный, знатный мальчик, который орудует лопатой на кладбище по ночам. Так продолжалось до тех пор, пока Грэйди не стал поставлять мертвецов для одного богатого чудака, Честера Каллахана, содержавшего доставшуюся от отца химическую фабрику, но совершенно ничего не смыслившего в деньгах. Честер был человеком мягким и влияемым, потихоньку они с Грэйди подружились, и Грэйди убедил его, что с фабрики можно получить куда больше дохода при разумном управлении. Что производить молочную кислоту для разрыхлителей теста, разумеется, интересно, но лучше направить свой взор в области более идеалистичные и прибыльные. Честера интересовала, конечно, только наука, человеческое тело, а значит, предложил Грэйди, можно было бы заняться лекарствами, люди ведь никогда не перестанут лечиться. Со временем Грэйди приобретал в доме Честера Каллахана все больше влияния, фактически это он управлял делом Честера, а тот смог вдоволь насладиться исследованиями. Их союз был вполне продуктивным, а Грэйди с помощью денег Каллахана смог вернуться к той жизни, к которой привык.

Впрочем, Грэйди все еще занимался какими-то темными, полукриминальными делами, но, по крайней мере, в тюрьму он так и не попал. К тому времени, как фабрика начала развиваться под началом союза Честера и Грэйди, Зоуи Миллиган исполнилось двадцать. Разумеется, чтобы скрепить этот деловой союз, Грэйди выдал Зоуи замуж за Честера. Условие было только одно: дети будут носить фамилию Миллиган. Честер, разумеется, пошел навстречу последним представителям этой династии. Зоуи, по крайней мере так говорили, была девушкой невероятной красоты, но не очень здоровой психически. Окончательно она сошла с ума, после того как забеременела. Зоуи говорила, что носит вовсе не ребенка своего мужа, а демона, которому ее отдал Грэйди. Не успев увидеть своего первенца, Честер Каллахан погиб при довольно загадочных обстоятельствах, впрочем в то время неожиданные смерти случались сплошь и рядом. Грэйди взял управление компанией в свои руки и, — Морриган разводит руками. — Я вижу, она процветает до сих пор.

Морриган рассказывает спокойно, будто мы ее ученики, а не она наша пленница. Она говорит:

— Грэйди действительно занимался оккультизмом. Я полагаю, он был медиумом. Большего всего его привлекали не богатство и не власть, этого он добился сам. Грэйди боялся смерти. И поэтому, — Морриган смотрит в глаза отцу и обращается, кажется, только к нему. — Знаешь, что он сделал? Он отдал себя демону, впустил в себя темноту, в обмен на себя самого и всех, кто будет нести его кровь. Зоуи. Нас с тобой, твоего братца.

Морриган показывает на Мильтона, а потом и на меня:

— И твоего сына.

Мне сразу вспоминается демон из мира мертвых с мультяшными глазами, который хранит нашу семью так долго. А Морриган вдруг срывает с шеи крестик, по-звериному быстро подается к папе и втыкает острием в место между его большим и указательным пальцами.