Андрей Прусаков - Печать ворона

Наступал Новый год. В части царило приподнятое настроение: деды уходи-ли на дембель, «черпаки» готовились занять место, «духи» же ждали молодой призыв, который станет «летать» вместо них.

Иван не чувствовал праздника. Праздник — это когда ты дома, в кругу луч-ших друзей, когда у тебя все в порядке, когда на душе спокойно и радостно. Здесь не так. И тут нет друзей. Есть твой призыв, с которым ты должен дружить, чтобы выжить…

Санек получил, наконец, машину, на которой будет возить начальство, и целыми днями пропадал в гараже. Понятно: не хочет появляться в казарме, чтобы не попасть под руку разболтавшимся дембелям. Им скоро домой, и потому позво-лительно все.

Выйдя из санчасти, Художник днями и ночами просиживал за дембельскими альбомами, что-то рисуя и клея. Поэтому дембеля не трогали Лешу и не позволяли трогать его дедам, так что «летать» приходилось Ивану да Тунгусу, и даже черпакам. Дембеля считались священными особами. В казарме они обладали не-ограниченной властью, и даже Басмачный относился к ним снисходительно, не го-нял, заставляя, как всех, бежать пять кругов по стадиону или изо всех сил зади-рать ноги на плацу. Иван завидовал дембелям. Не гонору и положению, а тому, что скоро они увидят дом и родных, станут свободными!

На тридцать первое декабря в часть привезли какие-то фильмы, и Иван от-правился в клуб. Это были старые французские комедии, смотреть которые на гражданке после «Коммандо» и «Чужих» Иван не стал бы, даже если бы ему за-платили, но сейчас смотрел их с удовольствием. Смотрел потому, что эти несколь-ко часов выпадали из реальности, и он оказывался где-то во Франции семидеся-тых. Иван не следил за сюжетом, он смотрел на этих свободных людей и мечтал оказаться на их месте… Когда сеанс закончился, Иван остался на следующий и смотрел, пока клуб не закрылся. Вокруг шутили и смеялись, жевали дешевые кон-феты, выданные по случаю праздника в столовой, но Иван не ощущал праздника и не хотел обманываться.

— С Новым Годом, братан! — кто-то хлопнул по плечу, но Иван даже не обернул-ся. «Дерьмо должно называться дерьмом, — думал он, шагая по заснеженным ал-леям к казарме, — какого черта я должен веселиться, когда мне не смешно? Большинство только изображает веселье, на самом деле в их душах так же дерь-мово, как и в моей. Просто я не хочу лицемерить. Я устал».

Где-то грохнули петарды. Иван посмотрел вверх: в черном небе догорали последние огоньки, один держался особенно долго, зеленой искрой прочертив ду-гу, но исчез, не долетев до земли.

Вскоре пришло пополнение, и в роте появилось сразу пятеро молодых. Од-ним из вечеров деды собрали Ивана и его призыв в ленинской, но лишь затем, чтобы сообщить:

— Теперь вы — черпаки, и будете учить молодых. Если возникнут проблемы, мы поможем, но если будете плохо учить, получите п…лей вместе с ними, понятно?

Теперь уже они должны учить молодых извращенной системе, где разница в полгода делает из человека бессловесного раба. Иван посмотрел на товарищей и нашел лишь один понимающий взгляд. Леша, как и он, не хотел участвовать в беспределе, Санек смотрел равнодушно, лишь раскосые глаза Тунгуса светились радостью.

Противопоставить себя системе было невероятно тяжело. Иван слышал о таких случаях, но все они заканчивались либо дисбатом, либо увечьями. И вот Иван, как и остальной призыв, заламывал «петуха», не застегивал крючки на во-ротнике, ослабленный ремень болтался пониже пупа. Эти мелочи, едва заметные постороннему взгляду, могли многое сказать посвященному в скрытую армейскую иерархию. Отныне их не поднимали ночами, заставляя что-то делать, не избивали, но на душе было гадко. Потому что Иван знал, какой ценой дается отдых и свобода. Просто теперь их место заняли другие, и дьявольский конвейер работал, как и прежде.

Единственной отдушиной были письма из дома, от матери и сестры, да от друзей, сумевших закосить и поступить в институты. Они восторженно писали, что наступают новые времена, что многое теперь можно, что страна меняется… Иван читал и удивлялся: что меняется? Вести с гражданки казались сказкой, ведь он находился на другой планете. Планете зла и лжи, где хаос и беспредел назывался порядком, унижения и издевательства — воспитанием, а бесправные существа, обитавшие на ней, гордо именовались защитниками родины.

В середине февраля пришло письмо от мамы, где она писала о смерти ба-бушки и прислала фотографии с похорон. Иван глядел на них мокрыми глазами, понимая, что больше никогда не поедет к ней в деревню, не увидит ее, не поест удивительно вкусных вареников с ягодами. Все осталось в прошлом: и старинная колыбельная, слова которой он запомнил на всю жизнь, и шкодливый свин, уку-сивший бабушку за руку, и детские проделки, наказывавшиеся длинной хворости-ной, и… даже Воронова Гать. Бабушка была единственной ниточкой, ведущей в детство, но время оборвало ее тихо и безжалостно.

Художника отправили в командировку рисовать какие-то плакаты в соседней части, Санек почти не появлялся, разъезжая с офицерами из штаба бригады, и Иван еще более чувствовал себя одиноким. Выручали книги. Познакомившись с секретчиком из штаба, часто ходящим в увольнительные, Иван через него купил несколько хороших книг и вечерами взахлеб читал, отвлекаясь от казарменного быта. Особенно Ивану понравился Кен Кизи. «Полет над гнездом кукушки» вызвал массу эмоций и просто потряс. «Какая книга! — думал Иван, глядя в окно на запо-рошенный снегом плац. — Как она правдива! Ведь все так! Все так и есть!»

В проход между рядами кроватей влетел ошалелый «дух». За ним возникла сутулая фигура Тунгуса. Прижав молодого к стене, Тунгус методично молотил ку-лаками по бокам солдата. Тот пробовал закрываться, но потом рухнул на пол от боли.

— Тунгус! Ты чего делаешь? — Иван привстал с кровати, откладывая книгу.

— Учу! — буркнул Тунгус, поворачиваясь к Ивану. Лежащий на полу «дух» затрав-ленным взглядом смотрел на них.

— Ты чего, обалдел, что ли? Забыл, что тебя так же пинали?

— Это ты забыл! — скуластое лицо Тунгуса перекосилось. — Сидишь, книжки чи-таешь! Я что, один должен молодых воспитывать?! А?

— Тунгус, ты понимаешь или нет? — крикнул Иван. — Ты же в животное превра-тился, будь ты человеком!

— Иди на х…, чмо! — внятно произнес Тунгус. Иван оторопел:

— Что ты сказал?

— Иди на х…! — повторил Тунгус. — Ты, чмо!

Иван понял, что он имел в виду.

— Сам ты чмо! — сказал он, глядя в черные первобытные глаза. — Из-за таких, как ты, мы все в дерьме! Чурка е…аная!

Тунгус ударил. Иван не успел увернуться и повалился на пол рядом с «ду-хом».

— Сука! Будешь летать, как они! — пообещал Тунгус. Иван вскочил, сжимая кула-ки: