Валерий Моисеев - Супермаркет

Из-за многочисленных повязок, на теле и конечностях, пропитанных бурой засохшей кровью, Вадик теперь здорово походил на мумию.

Впрочем, смерть от потери крови могучему спецназовцу не грозила, но его крайне угнетало содержание похабных надписей и скабрезных рисунков, которыми было испещрено все его тело. Рыков отрывался на нем, как мог. Его извращенная фантазия, казалось, была неистощима на создание все новых и новых гадких шедевров. Она беспрестанно фонтанировала, подсказывая своему обладателю все новые темы и образы.

В порыве откровения Рыков признался, что его конечной целью является превращение тела Вадика в некое подобие ходячей стены общественного туалета, на которой больные на всю голову извращенцы имеют обыкновение оставлять всяческие грязные рисунки и надписи.

— Ты знаешь, что серьезно и неизлечимо болен? — скрипя зубами, спросил его как-то Вадик, во время очередной экзекуции.

— Нет, я не болен, я уже родился таким, — усмехнулся Рыков. — Да, держите же вы его крепче!

Последнее замечание относилось к четырем троглодитам, которые прижимали своими тушами конечности капитана к каменному полу.

— Ты, начальник, особо не переживай, что тебя разрисовали с головы до ног всякой чепухой, — утешал Батек спецназовца вечером. — Как выберемся из этого дерьма и вернемся домой мы твою проблему решим на раз-два. Есть у меня пара пацанов, такие наколки мастрячат — закачаешься! Зарисуют они всю эту пакость рыковскую и видно ничего не будет. Так словно никогда ничего и не было.

— Спасибо конечно, — невесело усмехнулся Вадик. — Но если я — капитан полиции буду весь покрыт татушками, словно якудза, боюсь, что мое начальство может истолковать это несколько превратно.

— Не дрейфь! Мы же не будем тебе во всю грудь собор Василия Блаженного колоть и разные воровские прибамбасы, вроде пауков и звезд на коленях, — не унимался Батек. — Сам выберешь, что тебе больше нравится.

— Огромного слона с острыми бивнями и большими рабочими ушами можно? — насмешливо спросил Вадик.

— Нельзя, не по понятиям будет! — протестующе завертел головой вор. — Слон — означает «Смерть легавым от ножа»! Ну, если читать по начальным буквам. Получается, что ты, вроде как, сам себе, и всей братве своей красноперой, гибели желаешь.

— Я тебе про лопоухого слона для чего задвинул? — иронично покосился на него Вадик. — Потому что у меня уши уже опухли от всей этой твоей зоновско-тюремной лирики! Давай лучше думать, как отсюда ноги делать будем.

Буквально через полчаса план побега, в общих чертах, был готов.

Загремела, отпираемая дверь, и в камеру вошли двое шримповских приспешников. В руках у них была грубая глиняная бадья, доверху наполненная какими-то весьма малоапетитными отбросами. В дверях, за их спинами, маячили еще несколько примитивов, вооруженных дубинками-шокерами.

Поставив угощение на пол, один из троглодитов сердито рявкнул:

— Жрите и скорее набирайте вес!

Троглодиты были очень удивлены, когда возле глиняной посудины вдруг ни с того, ни с сего, началась жуткая свалка. Раньше такого ни разу не происходило. Пленники, словно сойдя с ума, устроили массовую драку, вырывая друг у друга пищу. Скоро горшок с помоями опрокинулся, а все его неаппетитное содержимое вывалилось на пол. Скользя ногами по отбросам люди падали, но и упав, продолжали безжалостно дубасить друг друга руками и ногами.

Вдоволь насмотревшись на это зрелище, в дело наконец-то вмешались троглодиты. Безжалостно жаля нарушителей порядка своими разрядниками, они принялись растаскивать дерущихся. Довольно скоро мир и спокойствие в камере были восстановлены. Избитые пленники испуганно жались к стенам, явно опасаясь продолжить знакомство с продвинутым дубьем своих тюремщиков.

Влепив драчунам еще несколько тумаков для острастки, троглодиты двинулись к выходу, громко поражаясь дикости людей. Вскоре они убрались восвояси, не забыв запереть за собой дверь.

Когда примитивы ушли, Батек торжествующе выудил из своих лохмотьев здоровенную связку ключей, которую он стянул у одного из троглодитов в процессе потасовки.

— Круто! — восхитился Борис.

— Сплюнь, не то сглазишь! — сердито буркнул Батек и убрал ключи обратно.

Когда по расчетам пленников наступила глубокая ночь, они начали готовиться к побегу.

Высунув от усердия язык, старый вор принялся пробовать ключи, поочередно засовывая их в скважину дверного замка. Остальные, сгрудившись вокруг него, в меру сил пытались помочь ему советами. Вскоре это надоело Батьку и он, не стесняясь в выражениях, послал всех куда подальше.

— Страна советов, мать вашу! — сердито бормотал он, пробуя очередной ключ. — Шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться в какого-нибудь советчика! Всезнайки хреновы!

Довольно скоро он ухитрился открыть дверь при помощи нужного ключа.

— Борис, за мной! Остальным сидеть тихо, как мышам и не высовываться, что бы ни случилось! Даже если нас на куски резать будут! — скомандовал Вадик и осторожно протиснулся в приоткрытую дверь.

После того, как за ним выбрался Борис, они осторожно двинулись вдоль коридора. Ошибиться в направлении движения было невозможно, так как с одной стороны коридор заканчивался глухим тупиком. Вскоре беглецы достигли того места где коридор делал крутой поворот направо.

Тихо переступая босыми ногами, Борис выглянул за угол и тут же юркнул обратно.

— Ну, что там? — одними губами спросил Вадик.

— Один здоровенный чайник с дубиной движется в нашу сторону! — встревожено прошептал парень. — Что будем делать, пойдем обратно?

— Это, с какого такого перепугу? — возмутился спецназовец. — Сможешь вырубить его с одного раза? Я, если ты заметил, немного не в форме, боюсь, что получится довольно шумно. Самое главное, чтобы этот козел не упал и не загремел своими доспехами.

— Легко! — кивнул Борис и, придвинувшись вплотную к углу стены, застыл, изготовившись к броску.

Едва троглодит вырулил из-за поворота, как ему в челюсть тут же ввинтился кулак Бориса. Это событие, бесспорно, явилось для огромного примитива неожиданностью, но не более того. Нокаута определенно не получилось. Возможно, мозг троглодита был настолько мал, что в его массивной черепушке просто нечему было сотрясаться.

Получив второй, а за ним и третий удар по своей уродливой морде, троглодит, наконец-то, начал действовать. Он взревел, словно разъяренный медведь, и попер на своего обидчика с явным намерением растоптать его и разорвать в клочья. Но тут в дело вступил Вадик и рев троглодита неожиданно оборвался, превратившись в обиженное хрюканье.

— У него башка, наверное, из железобетона отлита! — сердито проворчал Вадик. — Я чуть все локти не обломал об его челюсть!