Олег Бондарь - Врата в преисподнюю

— Еще бы…

Илья снова налил, мы заговорщицки, словно по команде, взглянули наверх и быстро осушили стаканчики.

— Все, баста! Прячь бутылку!

Таня с Катей уже спустились и направлялись к нам.

После бурных утренних событий мы с Таней почему-то избегали оставаться наедине. Желание было обоюдным. Мы старались ничем не выдавать его, но оно само проскальзывало в словах, движениях. Нам нужно было время, чтобы все хорошенько осмыслить. А потому, пока они с Катей чем-то там занимались, вероятно, научными исследованиями, я мирно прохлаждался в тени возле автомобиля.

Катю, кстати, с утра было тоже не узнать. Она вдруг воспылала любовью к истории, не отставала от Татьяны ни на шаг, и при этом полностью меня игнорировала. Последнему я мог только порадоваться.

Обед прошел скучно и неинтересно. Татьяна была поглощена собственными мыслями, и выпить больше не предлагала, а Илья, по привычке робея перед ученой дамой, предпочел не затрагивать больной темы. Катюша выглядела хмурой и замкнутой. Наверное, вспомнила о крутом фермере и призадумалась о грозящей неминуемой расплате. Лишь Илья с Рыжей не унывали, перешептывались между собой, весело хихикали…

Когда скучнейшее принятие пищи подходило к завершению, Татьяна вдруг встрепенулась, и ее лицо озарилось милой улыбкой.

— Илюша, — обратилась к моему другу. — Андрей говорил, ты еще одну легенду об этом месте знаешь…

Странно, ни о чем подобном я даже не заикался.

— Вроде бы в этих местах иногда появляется древний бородатый старик в капюшоне и с тростью в руке…

Так вот, к чему она клонит…

Тоже мне, конспираторша…

— А, так это — Сторож.

— Сторож?

— Да, так его у нас называют. Только никто не знает, кто он. Говорят, охраняет Монастырище. Он редко показывается на глаза. Может сумасшедший, а, может, и вообще — призрак. Люди боятся его. Рассказывают, кто увидит Сторожа, тому беда грозит. У нас, если с кем что-то случается, говорят, мол, Сторожа встретил…

Татьяна приуныла, тень беспокойства охмурила ее лицо.

— Не пора ли рвать когти? — беззаботно спросил я.

— Ну что ты? — улыбнулась девушка. — Как можно? Ведь самое интересное только начинается…

Мысленно я был с ней полностью согласен. Наша жизнь не настолько заполнена событиями, чтобы упускать столь увлекательное приключение…

После обеда наступила такая духотища, что впору было задохнуться. Солнце зависло над головой и пекло с таким усердием, словно задалось целью изжарить нас заживо, а разленившийся ветер заныкался в холодке, совершенно позабыв о своих служебных обязанностях.

Если верить народным приметам, такие коллизии свидетельствовали о приближающейся грозе. Однако внешне пока все выглядело вполне благопристойно. Ни одна, даже самая маленькая, тучка не решалась нарушить девственной голубизны глубокого июньского неба. Разве что пернатые приутихли, да лягушки затаились в своих мокрых обителях. Зато насекомые старались вовсю. От их неистового стрекота звенело в ушах, а цветы и растения распространяли настолько удушающий аромат, что становилось дурно…

Чем-то заниматься в такую погоду было невозможно. И хотя Татьяна пыталась изображать видимость деятельности, выходило у нее неубедительно, не ощущалось присущих ей юношеского задора и энтузиазма.

Мудрей всех вели себя Катя с Рыжей. Они твердо решили переквалифицироваться в разряд земноводных и уже несколько часов бултыхались в мутной речушке.

Илья, видно вспомнив, что поднялся ни свет, ни заря, со спокойной совестью завалился в палатке, где и поймал крепкий дрых.

Мне же не спалось, и купаться не хотелось. Я пробовал делать какие-то заметки в блокноте и сразу забросил гиблое дело. Мозги будто расплавились от несусветной жары, и я не то, что двигаться, даже извилинами шевелить не мог.

Чувство долга обязывало подсказать Татьяне, что, если разразится гроза, мы тут застрянем надолго, ибо даже ее японскому чуду будет не по силам выбраться из трясины, но почему-то я не спешил этого делать. А, может, и вовсе не собирался. Мысленно мне даже нравилась перспектива остаться отрезанным от всего мира в такой хорошей компании.

Конечно же, в первую очередь я имел в виду именно Татьяну.

Она была для меня самим совершенством. Я с истинным наслаждением наблюдал за ее гибкой фигурой, восхищался тем, как она ловко перепрыгивает с камня на камень, любовался ее идеальными, уже успевшими покрыться легким загаром, плечами, короткими русыми волосами, выбившимися из-под кепки с длинным, как у бейсболистов, козырьком. Мне льстило, что всякий раз, когда наши взгляды встречались, девушка одаривала меня приветливой улыбкой.

Бывает же такое, после дикой оргии на камне мы, словно школьники, затеяли робкую игру в романтическую влюбленность.

Как-то все шиворот-навыворот получалось…

— Загораешь? — Татьяна шутливо пнула меня босой ногой.

— А что еще делать? Не так часто приходится отдыхать на лоне природы.

— Тебе не кажется, что будет гроза?

Голос девушки сделался серьезным, и я понял, что мои коварные планы вот-вот потерпят фиаско.

— Кажется… — ответил честно, хоть и без энтузиазма.

— И тогда нам здесь придется торчать до новых веников… — словно угадала мои недавние мысли Татьяна.

— Придется…

— Но ведь это не страшно? — было заметно, что она, отнюдь, не горит желанием уезжать с Монастырища. — Ведь летом грозы не длятся долго? А высохнуть должно быстро. Мне так еще хочется поработать…

— Да, летом земля высыхает быстро. Стоит только солнышку пригреть — и все будет в норме.

Она весело улыбнулась и снова убежала к скале.

Как оказалось, гроза было не самое неприятное, что могло произойти, тем более что к вечеру, несмотря на не спадающую духоту, в природе так ничего и не изменилось.

Я задремал и разбудил меня шум автомобильного двигателя. Выглянув из своего укрытия, я увидел остановившуюся на краю оврага знакомую старушку "Мазду".

Такое развитие событий не сулило ничего хорошего. Для полного счастья нам не хватало только разборок с бесноватым Федором.

Я поискал глазами девчонок, чтобы предупредить Катю, но их, как назло, рядом не оказалось. Тем не менее, нужно было срочно что-то предпринимать, так как дверцы машины отворились и из нее вышла неразлучная троица. Наверное, фермер без своих дружков и шагу не ступал.

Выругавшись от досады, я стряхнул с себя остатки сна, поднялся на ноги и отправился навстречу незваным визитерам. Илью решил не будить, все равно в таких делах толку от него мало.

Я не ощущал страха, и сам удивлялся этому. Лишь только чувство глубочайшей досады угнетало душу. Было до боли обидно, что какие-то идиоты могут нарушить наши планы, помешать нам заниматься любимым делом.