Олег Бондарь - Призрачно всё

— Вячеслав, я попрошу вас задержаться.

Почти классическое: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться». Я замер, обернулся.

— Думаю, вам стоит ближе познакомиться с Сергеем Петровичем.

Врач нехотя поднялся и сделал шаг навстречу. Его рукопожатие было вялым и неприятным. Он делал мне одолжение, повинуясь воле хозяйки, и не пытался скрывать этого.

Познакомиться с Сергеем Петровичем, конечно, стоило. Он являлся действующим лицом в разыгравшейся драме. Вот только общаться с надменным врачом не хотелось. Не нравился он мне.

— Рад познакомиться, — едва нашел силы, чтобы выдавить стандартную фразу и попробовал изобразить приветливую улыбку.

— Взаимно, — с таким же выражением откушавшего лимон ответил врач и поспешил вернуться в кресло.

Я примостился на краешек дивана. Мне хотелось казаться раскованным, независимым пофигистом, но не получалось. Внутреннее напряжение сковало тело, от чего я нервничал еще больше.

— Думаю, вам есть о чем поговорить. Сергей Петрович, Вячеслав в курсе наших дел и согласился помочь.

Услышанное врачу не понравилось, но он проглотил пилюлю, лишь слегка скривился.

— Зря вы, Наталья Владимировна. Незнакомому человеку…

Меня для него не существовало, я по-прежнему был для него пустым местом.

— Сергей Петрович, позвольте мне самой решать, что зря, а что не зря.

— Как скажете, — смирился он с неизбежным, и, наконец-то, обратился ко мне. — Рассказывайте, молодой человек.

Несусветная наглость. Меня передернуло от внутреннего негодования. Вот так просто: рассказывай. О чем, о ком, и, главное, чего ради?

— Плохие сны мучают. По утрам, бывает, голова раскалывается…

Глаза доктора округлились.

— Вы ведь врач? — на всякий случай уточнил я.

— Вячеслав, ну что вы, словно маленький ребенок, — укорила Наталья Владимировна.

— Простите, — проявил ответную вежливость, возможно, не совсем искренне. — Я считал, что с лекарями проще говорить о болезнях. Это их специфика, входит в сферу их компетенции…

При слове лекарь, нарочно произнесенным мною с пренебрежением, Сергей Петрович снова скривился. Похоже, корчить кислые мины было его любимым занятием.

— О ваших недомоганиях мы, поговорим при более удобном случае. Возможно… — сказал он. — Сейчас мне интересует, что вам известно о нашем деле? Что вы знаете такого, чего не знаю я? И зачем вы так понадобились Наталье Владимировне, что она решила вам все рассказать?

Хладнокровие изменило ему. Он нервничал.

— У нее не было другого выхода. Вы так внезапно исчезли. А слабой женщине одной не управиться.

Чем больше раздражался врач, тем спокойнее становился я. Я вошел во вкус, и мне начала нравиться словесная перепалка.

— Я вас оставлю, а вы поговорите….

Но уйти Наталья Владимировна не успела. Открылась входная дверь, и сиделка вкатила кресло с Мариной.

Марина скользнула по мне равнодушным взглядом. Она действительно выглядела бледнее обычного, уставшей и изможденной.

Сергей Петрович при виде пациентки оживился. Его тоже тяготило вынужденное общение со мной. Он резво вскочил на ноги, отобрал у сиделки кресло.

— Прошу прощения, — обратился ко мне, — думаю, у нас еще будет время поговорить на интересующую нас тему. А сейчас мне нужно осмотреть Марину.

Я не возражал, и мысленно возрадовался такому развитию событий.

Вечером приехал шеф. Инкогнито, с секретной миссией.

Не знаю, сколько бы ему довелось проторчать на проселке, если бы во время звонка я случайно не находился у себя в комнате, и так же случайно, мобильник оказался заряженным.

Оторвавшись от цивилизации, я забросил телефон, словно ненужную игрушку. Он припадал пылью на тумбочке, упорным молчанием доказывая неоспоримую истину, что все обо мне забыли, что всем на меня наплевать, и что я никому не нужен.

Поэтому звонок застал врасплох. Пионерский марш наяривал о так и не наступившей эре светлых годов, а я очумевшими глазами смотрел на тумбочку, пытаясь сообразить, что за наказание свалилось на мои уши?

— Не спишь, Славик? — голос Игоря Владимировича был бодрый и на удивление доброжелательный.

— По уставу спать во время боевого дежурства не положено, — съязвил я, чем развеселил шефа до такой степени, что он засмеялся и окончательно ввел меня в недоумение. Я не мог вспомнить, видел ли я его когда-нибудь смеющимся. Память подсказывала, что нет. Всегда — серьезный, строгий и чем-нибудь недовольный.

— Тогда слушай меня. Снимайся с поста и отправляй охраняемое боевое знамя на покой. Пришло время заняться настоящей работой.

Интересно, что он обо мне подумал? Я посмотрел на несмятую постель, и сам удивился, что вечер выдался спокойным и, как выразился шеф, без боевых знамен.

— Незаметно выйди из дому и пройдись пару километров по проселку к трассе. Я тебя там встречу.

Челюсть у меня отвисла ниже колен.

— Вы что, здесь? — переспросил я.

— Нет, я — там. А с тобой призрак отца Гамлета разговаривает.

— Понял. Скоро буду.

— Еще раз повторяю, постарайся, чтобы никто тебя не видел. Когда я говорю — никто, это значит — никто, без исключений, — и отключился.

Не знаю, служил ли Игорь Владимирович в армии, но командирский тон у него выработался до автоматизма. Я засунул мобилку в карман, отыскал фонарик и отправился на назначенное рандеву. Не скажу, что неохотно. Ежу понятно, что шеф пожаловал не просто так, а значит, есть вероятность, что события начнут развиваться хоть как-нибудь.

Ночью все выглядело иначе, чем днем. Крыльцо освещали две лампы в колпаках, стилизованных под ретро, но их света хватало не намного. Дальше, несмотря на обилие установленных вдоль дорожек и вокруг дома садовых фонариков, все утопало в непроглядной черноте. Той черноте, о которой принято говорить, хоть глаз выколи. А сами фонарики казались мелкими ничтожными светлячками, и давали света не больше, чем обильно рассыпанные по небу звезды.

Отойдя от крыльца, я нырнул в темноту и оглянулся. Окна зияли пустотой, лишь за некоторыми на втором этаже теплилась жизнь. Я увидел свет в своей комнате, у Влада, еще, наверное, у кого-то из девчонок. Трудно было определить, где, чья комната. Вспомнил, что забыл запереть дверь на ключ, вдруг пожалует Тома или еще кто-то, но возвращаться не стал. Шефа нельзя заставлять ждать.

Луч фонарика прорезал тонкую полосу, он с трудом раздвигал черноту ночи, сжимая, и уплотнял ее до почти осязаемого состояния. Звуки, непривычные, незнакомые и от того страшные, вынуждали вздрагивать. Я то и дело спотыкался, с усилием подавляя готовые вырваться проклятья, дабы не привлекать к себе внимания. Чьего? Вероятно, тех фантастических монстров из детских страшилок, которые сейчас обрели плоть и затаились за пределами видимости, выжидая удобного момента, чтобы наброситься на меня.