Сергей Арбенин - Собачий род

Губернатор присел на край скамьи из витого чугуна с деревянным сиденьем.

Сидел довольно долго. Наконец, поднялся, и пошёл к входным дверям.

Водитель в притаившейся "Волге" облегченно вздохнул и повернул ключ зажигания: всё, на сегодня рабочий день закончен. Можно ехать.

Но в следующее мгновение он забыл и о ключе зажигания, и о рабочем дне.

Из-под пихты навстречу губернатору вышло какое-то чудовище. Водитель подался вперёд, вгляделся. Это была огромная бело-серебристая собака.

Она спокойно вышла на аллею и села, глядя на губернатора светящимися глазами.

Овчарка крутанулась на месте, взвыла, и с неистовым лаем бросилась на Белую. А дальше произошло невероятное: громадная, тренированная, откормленная, обученная по всем правилам служебная овчарка от одного взмаха лапы Белой отлетела, перевернувшись в воздухе.

А Белая сидела спокойно, не шевелясь, и смотрела только на губернатора. Максим Феофилактыч застыл на месте. Оглянулся по сторонам. Весь его вид выражал полнейшее недоумение.

Между тем овчарка вскочила и, даже не отряхнув с себя снег, уже всерьёз, как на учениях, бросилась на Белую, целясь ей в горло.

Белая снова взмахнула лапой. И овчарка оказалась на тротуаре, на спине, бешено молотя воздух лапами. А Белая положила ей лапу на брюхо, коротко нагнулась. Раздался визг и овчарка судорожно забилась на тротуарных плитках.

Максим Феофилактыч похолодел: из-под горла овчарки вытекала чёрная, слегка пенистая кровь.

Включился громкоговоритель, и раздался голос жены:

— Максим, что там такое??

— А чёрт его знает… — непослушными губами выговорил губернатор.

Белая внезапно поднялась, перешагнула через овчарку и медленно, как бы нехотя, двинулась к неподвижно стоявшему человеку.

Максим внезапно опомнился:

— Вера! Выпускай Царя с Царицей! И ружьё, ружьё…

Он недоговорил.

Водитель тоже опомнился, ударил по газам. Машина пулей вылетела из-за угла, затормозила у витой чугунной калитки. Водитель выскочил, на ходу взводя пистолет.

— Семерых волчат убил, — услышал как будто сквозь сон губернатор. — Семерых.

Губернатор сделал шаг назад, не веря глазам и ушам. "Семерых волчат"… Это про волчью стаю в Калтае, что ли?..

Водитель подскочил к калитке, присел, изготовясь к стрельбе. Широкая спина губернатора мешала прицелиться. Водитель крикнул не своим голосом:

— Максим Феофилактыч! В сторону, в сторону!..

— А? — спросил губернатор, зачем-то приседая.

Между тем щёлкнул замок входной двери, она раскрылась, выпустив двух здоровенных псин — московскую сторожевую и ротвейлера. С низким, хриплым рычанием они кинулись на Белую.

Белая лишь слегка повернула голову. Рыкнула. И обе собаки замерли, упали на брюхо, заскулили испуганно и жутко.

А в голове губернатора путались свои и чужие мысли: "Загонщики выгнали их на егерей. Их расстреляли из итальянских автоматических винтовок. Вся поляна была красной от крови. А трупы потом освежевали, сняли шкуры и унесли. И оставили на красной поляне. А им там холодно, очень холодно без шкур".

А потом:

"Ведь говорили же мне, надо было питбулей завести. И овчарку во дворе не одну, а две. И охранника… Водителя теперь придется уво…".

Больше мыслей не стало. Что-то бросилось ему в лицо, опрокинуло. Странный хруст раздался в горле и шее. Боли губернатор не чувствовал, — только странную отрешённость и пустоту.

Он ещё услышал, как стрелял водитель из-за калитки. Стрелял, пока не кончились патроны. И на краю угасающего сознания услышал совсем уже странное:

"Семерых волчат…

Семь! Семь!..

Семерых волчат…

Съем, съем!".

* * *

Белая подняла окровавленную пасть. Пронзительные светящиеся глаза смотрели прямо на водителя.

Водитель попятился, как стоял — на корточках. Выронил пистолет, нащупал позади себя дверцу машины и юркнул внутрь.

Что было дальше, он не видел, да и не хотел видеть. Дрожащими руками он включил рацию и что-то кричал кому-то.

А Белая неторопливо рвала на куски труп губернатора, глотала, не давясь, вместе с обломками костей.

На втором этаже распахнулось окно. Послышался длинный женский крик, а потом — пушечный выстрел из крупнокалиберного ружья.

Пуля опрокинула Белую. Она с изумлением поглядела вверх. Приподнялась, и неуверенно поползла под пихты, волоча задние ноги. Раздался второй выстрел, но пуля попала в каменный бордюр, брызнувший мраморной крошкой.

А потом на пихты словно упало с неба тёмное дымное облако. И мгновенно поднялось вверх. На снегу остались кровавые пятна. Но кровь быстро, с шипением, исчезала, оставляя в снегу дыры до самой прошлогодней травы.

* * *

Черемошники

Темнело. Баба слушала радио, качая головой, и стряпала пирожки. По радио с утра только и говорили, что о зверском убийстве губернатора Максима Феофилактовича Феоктистова. Говорили о чрезвычайном положении, о том, что прилетели замминистра МВД Александр Васильев и генеральный прокурор Юрий Скуратов. В "Белом доме" беспрерывно заседала комиссия по ЧС. Временно, на период ЧП, вся власть в области передавалась председателю комиссии, и. о. губернатора Владимиру Густых. По радио передавались его выступления, решения, указания.

Баба только качала головой.

Пришла Алёнка, — насилу рассталась с Тарзаном.

— В стайке его оставила? — спросила баба.

— Угу, — сказала Алёнка, уплетая пирожок с капустой.

— Привязала там?

— Не-а.

Баба вздохнула.

— А что, надо было привязать? — спросила Алёнка.

— Да не знаю…. Всё равно он всю стайку загадит. Ты бы его на старое место посадила, в палисад. Я бы ему ящик приспособила под конуру. Цепь там осталась…

— Я уже думала, — серьезно ответила Алёнка. — Нельзя его в палисад. Ему всю улицу видно, и его тоже всем будет видно.

— Ну и что? А как же дом сторожить, если никого не видеть? Так и воров не заметишь.

Алёнка помотала головой.

— Нельзя в палисад. Он чужих людей не хочет видеть.

Баба хмыкнула:

— Это он сам тебе, что ли, сказал?

— Нет. Я сама заметила.

Баба сказала:

— Все равно в милиции уже всё знают. Завтра надо им справку принести. А если он людей боится — как же его к ветеринару потащишь?

— Ветеринара можно домой вызвать.

— Ага, — покачала головой баба. — И заплатить. Все твои "детские" за два месяца.

Алёнка быстро прикинула в уме.

— Нет, ещё останется пятнадцать рублей.

Баба удивилась:

— А ты откуда знаешь?

— А посчитала в уме.

Баба промолчала. Алёнкины способности её не то, чтобы настораживали. И не то, чтобы пугали. Скорее, вызывали какое-то тяжёлое, неприятное чувство.

— Да ничего, баб! — весело сказала Алёнка, и потянулась за вторым пирожком. — Сейчас про Тарзана все забудут.