Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

Господа на ночь отвели в заброшенный сад, где ослик остался бродить среди кустов акации, меланхолично срывая влажные соцветия.

— Тебя не пугают эти крики? — спросила Ева, когда, выкроив минутку перед ужином, забегала его проведать: — Крики его баронной светлости?

Похоже, ослика ничего не беспокоило. Девочка же, когда шла в дом, нашла тельце воробья, который, видно, чересчур разогнался, да врезался в арку эстакады.

Телега так и осталась стоять под окнами, по ней барабанил под утро дождь. Валдо пообещал, что на пожитки цирюльника никто не покусится.

— У этого дома дурная слава, — сказал он, отчего-то разглядывая свои костяшки. — Герб моего барона всё ещё чёток, и из памяти людской он сотрётся не скоро. Можете мне поверить. Барон заботился о том, чтобы помнили его долго. Нам до сих пор привозят с рынка продукты через раз, а посылки оставляют на углу улицы.

— Он был такой уродливый? — с сомнением спросила Ева. Если судить по одной голове, ничего особенного в бароне не было. Обычный старик с противными, похожими на пучки повядшей травы, волосами.

Валдо взглянул на неё с таким выражением, будто никак не мог решить, прихлопнуть девочку, как надоедливое насекомое, или проигнорировать вопрос. Но, скривив губы и подвигав нижней челюстью, всё же ответил:

— Конечно нет.

— Красивый? — ещё больше удивилась Ева.

— Сиятельный.

Но Ева хотела, коль уж его светлость так заинтересовал её великана, знать всё.

— Значит, он светился?

— После того, как его светлость учинил очередную расправу над еретиками в какой-то деревушке, вряд ли я сейчас припомню её название, моего господина прозвали «гуляющий с косой барон», — ответил управляющий, пытаясь ухватить глазами взгляд Эдгара и, как все прочие, терпя в этом неудачу. Иногда Еве казалось, что поймать взгляд большого человека можно, только притворившись чем-то до ужаса интересным: кустом неизвестного растения или мёртвым зверьком. Валдо не отвечал этим требованиям. Больше всего он походил на убийцу со скучными глазами, а таких Эдгар всячески избегал. — Он заслужил это прозвище.

Мышца на лице великана дёрнулась, губы раздвинулись в улыбке, которая, однако, не содержала никакой радости.

— Уверен, будь барон в целости, он бы не преминул совершить расправу и над нами.

— Без сомнения, — кивнул Валдо.

С раннего утра Ева оставила хандрящего Эдгара в покоях и отправилась в одиночку смотреть город. Кажется, великану не хватало холодной земли, в которую он мог погрузить ладони и с которой мог подняться, точно настоящее её дитя, обладающее ветвями, листьями, глазками и концентрическими кольцами в своём животе.

Дом с наступлением утра почти не изменился. Кажется, даже если вдруг кто-то неосторожно упустит из своей печки огонь или разольёт масло из горящего фонаря и город охватит пожар, даже тогда эти ковры сохранят за собой тусклый цвет свернувшейся крови, а стены будут проводить лишь только холод. Тогда, наверное, все городские тени, о которых вчера говорил Эдгар, найдут здесь убежище… Бернарда на часах не было, Валдо с головой не встретился тоже, и Ева, очень счастливая по этому поводу, беспрепятственно выбралась наружу через одно из окон на первом этаже (отодвинуть огромный засов на входной двери ей оказалось не под силу).

Вернувшись, она, как и обещала, вычистила Господа щёткой, что обнаружилась в местной конюшне. Там стояло всего две лошади — видимо, одна служила седалищем для тощей задницы Валдо, а другая привезла домой больного, — как бы странно это ни звучало в его положении, но это так, — барона. Ева не слишком задумывалась о длительности жизни лошадей. Здесь же, в огромной бочке, к которой вели несколько ступенек (Еве, чтобы дотянуться до её края, пришлось ещё и встать на цыпочки), нашлась вода. Только тогда косматые уши ослика стали меньше напоминать еловые лапы.

Эдгара девочка нашла во внутреннем дворе, в самом центре запущенного сада. Господь выел с одного конца изрядную плешь, обглодав кусты, а великан сидел гораздо глубже, в компании двух статуй, почти потерявших человеческий облик. Легко вообразить, что когда-то изваяния были одни-одинёшеньки на этой земле. Не было ни домов, ни собора, ни брусчатки. Кого они изображали? Греческих ли богов и богинь? Адама ли и Еву, самых первых людей, которые сошли на землю с небес, может быть, в этом самом месте?

Эдгар, похоже, не подозревал о соседстве. Статуи он принимал за каменные глыбы… да они и были каменными глыбами, волшебными валунами, что несколькими изгибами сумели взбудоражить воображение Евы.

— Здесь растёт чудесная волчья лапа, — сказал Эдгар, как обычно, глядя не на девочку, а чуть в сторону, — Смотри, вот этот корешок. У съевшего закрывается правый глаз, левым тот человек видит у всех существ, людей ли, животных ли, по одной безволосой ноге с огромной ступнёй. Это мне рассказывал рыбак в одной далёкой земле…

Великан сидел, раскинув ноги, в своём всегдашнем неряшливом наряде, весь измазавшийся в земле, и Ева вскарабкалась по его ляжке и руке к самому уху. Сказала:

— Я болтала с местными мальчишками, представляешь? Хотели отобрать у меня еду, но я поколотила их большой морковью, а потом с некоторыми даже подружилась… никто не верит, что я тут живу. Говорят, в этом доме обитают призраки, а все слуги, которые здесь когда-то работали, умерли.

Лицо Эдгара исказилось. По его представлению, разговор с кем-то без особой необходимости сродни уродству, пусть и временному. Люди вообще должны двигать этим уродливым отростком, что у них во рту, только чтобы перемещать пищу от больных зубов к здоровым. А звуки, которые изливаются изо рта… как же они ужасны, неужели люди не чувствуют этого и не понимают, что они не звери лесные и даже не птицы с их торжественным многоголосьем!

Наверное, великан вспомнил, что и сам он, вопреки правилам, в последнее время не раз открывал рот для праздной болтовни. С тех пор как появилась Ева, в скорлупе яйца, за которой он прятался, появилась трещина. Собрав над глазами складки, Эдгар проронил:

— Там был поднос с завтраком, у дверей. Не видел, кто его принёс.

— Я не голодная.

На самом деле в желудке Евы покоилась кое-какая снедь, которую не составило труда заиметь на рынке. Взрослые всегда смотрят поверх твоей головы, и в высшей степени удивительно, что Эдгар, такой большой, смотрит только вниз, тем самым замечая её, которая в обхвате не больше большого пальца на его ноге. Правда, сразу после удачного налёта на овощную лавку Ева попала под пристальное внимание местной чумазой ребятни.

— Это очень странно, — продолжила, после недолгого раздумья, Ева. — Там, где я жила, все только и делали, что жили впроголодь и говорили: «вот соберём хороший урожай». А потом хорошего урожая не было, и всё вновь жили впроголодь. Воду из колодцев воровали подземельники, и даже камни, которые мы кидали вниз, не могли их напугать. Папа уходил ночами на дорогу там искал еду, а потом приносил какое-то мясо, и мы его ели по вечерам, затушив свет… здесь же еда как будто была всегда, и всегда будет.