Андрей Каминский - Проект Плеяда

Заметив движение на койке, женщина приподняла голову и глянула на Наташу. Та поняла сразу две вещи: во-первых, все прошедшее не было сном — женщина была значительно старше Илты, одета в обычный наряд небогатой горожанки из Хабаровска или Благовещенска, а в руках держала не документы Наташи, а тонкое собрание «Избранных цитат Ленина». Во-вторых, Наташе было бы сейчас лучше снова оказаться на пути в логово Сиро Исии, чем угодить в руки Алисы Барвазон, фанатичной коммунистки и безжалостной садистки.

Сейчас Наташа видела ее второй раз в жизни — первый был во время одного из вызовов в Центр. Девушка тогда предъявляла документы на проходной, когда Алиса проходила мимо. На Наташу она бросила лишь беглый взгляд, но даже от него у девушки прошел мороз по коже и она, поспешно отдав честь — у женщины были майорские ромбы на петлицах — поспешила проскользнуть в коридор. Позже, от Берсоева Наташа узнала, что Борвазон — доверенное лицо Сталина, из отборных палачей НКВД. Совсем молоденькой девушкой вступив в РКП (б), уже в Гражданскую «товарищ Борвазон» прославилась расстрелами белых офицеров в Крыму, под руководством самой Землячки. Чем она занималась после этого ходили слухи, один мрачнее другого — известно лишь, что в конце двадцатых Алиса Борвазон закончила спецшколу ОГПУ, а с началом войны оказалась в Особой группе НКВД под руководством Павла Судоплатова. Последний, кстати, был захвачен в результате совместной операции Абвера и МИ-6, при подготовке покушения на атамана Краснова, после чего выдан правительству Украинской державы, где осужден за убийство Евгения Коновальца и расстрелян. Вместе с Судоплатовым бандеровцы ликвидировали всю его группу — Алиса была чуть ли не единственной, кому удалось бежать за линию фронта. Как-то ей удалось оправдаться от обвинений в измене, после чего она и была назначена на должность заместителя руководителя Центра, как и она назначаемого НКВД. Поговаривали, что Вождь прислал ее для лучшего контроля над важным партийным проектом. Видно помимо официальной должности, у ее назначения были и иные, секретные цели — вряд ли она прибыла в Хабаровск именно по Наташину душу. Сейчас глядя в эти ненавидящие черные глаза, девушка могла только проклинать свою эмоциональность, приведшую ее в лапы этой фурии.

За стенами купе послышались шаги, прозвучал негромкий смех и несколько слов на японском. Не успела Наташа даже подумать о том, чтобы позвать на помощь, как Алиса, ухватив с койки подушку, метнулась к пленнице. Ее локоть надавил на горло Наташи и докторша почувствовала, как через прижатую подушку в ее живот тычется дуло.

— Пикнешь, сучка, пристрелю! — прошипела Алиса, ее лицо исказилось лютой злобой.

— Я бы тебя в расход пустила еще в переулке, — продолжала шипеть Алиса, — пару пуль в живот и подыхай в собственном дерьме. Ты мне нужна живой, но попробуешь сбежать, — застрелю прямо тут, подстилка фашистская! Больше они от тебя ничего не узнают, поняла мразь?!

Ее словоизлияния прервал стук открывающейся двери. Алиса рывком обернулась, удерживая пистолет у Наташиного живота. Вошедший в купе был невысоким крепким мужчиной, с русой бородой и серыми глазами. Одет он был также как все в этих краях и все же — по глазам, по манере держаться Наташа поняла, что этот человек не из местных.

— Все в порядке? — отрывисто спросила его Алиса.

— Вполне, — кивнул мужик, усаживаясь на край кровати, — часа через два будем в Благовещенске, может даже раньше.

— Хорошо, — кивнула Алиса, — а что там за япошки были?

— Канцелярская крыса и какая-то шлюшка, — пренебрежительно сказал вошедший, — ничего особенного. В соседнем вагоне едет двое японских солдат и трое казаков, но, похоже, по своим делам, не по нашу душу.

— Хорошо, — кивнула Алиса, — но ты посматривай за ними. Значит так, слушай меня внимательно, — повернулась она к Наташе, — для начала не вздумай врать и оправдываться, все равно бесполезно. Все видели, как ты с этой японкой чуть ли не под ручку ходила, видно, что она тебя не насильно за собой таскала.

Несмотря на ужас своего положения Наташа усмехнулась — врать она не собиралась с самого начала.

— Сама знаешь, что у нас для изменников полагается, — продолжала Борвазон, — но шанс у тебя есть. Расскажешь честно, все что было с тобой, что ты рассказала, что сама видела — будешь жить. Срок тебе, конечно, дадут, но небольшой — ты молодая, неопытная, мозги тебе заморочить раз плюнуть. Расскажешь честно — лично попрошу, чтобы сильно не наказывали. А за молчание — по закону военного времени.

Наташа мучительно размышляла над всем сказанным. Ее охватило сильнейшее искушение — признаться сейчас, раскаяться в предательстве. Она понимала, что даже если ее помилуют жизнь, на которую ее обрекут, может оказаться похуже смерти, но все-таки. Все ее молодое, цветущее тело молило о жизни, она содрогалась при мысли о черной яме с грудой костей, подобной той, в которую по ее нечаянному приговору отправили сотни девушек. Приговор, который на самом деле вынесли такие как вот эта…

Наташа глянула в уставившиеся на нее с нетерпением черные, слегка навыкате глаза, на побледневшие тонкие губы и с необычайной ясностью осознала, что Алиса врет. Врет, как и все они, обещающие построить рай на земле, но неспособные построить даже Ада. Она почувствовала, как страх уступает место иному чувству — отвращению и презрению к этому существу, из тех же упырей, что и сейчас во имя безнадежно проигранной войны продолжают лгать и убивать, как убили ее отца и пытались убить ее саму.

— Нет, — Наташа не сразу поняла, что говорит вслух.

— Ах ты сука! — лицо Алисы от злости пошло красными пятнами, она замахнулась, но сдержалась. Какое-то время она сверлила Наташу яростным взглядом, а потом ее тонкие губы раздвинула совершенно не понравившаяся девушке улыбка.

— А знаешь, так даже лучше, — усмехнулась энкавэшница, — а то наговорила бы сейчас с три короба, разбирайся потом в твоей брехне. Что, охмурила тебя японская шлюха?

— Ты не поймешь, — Наташа демонстративно отвернулась. Алиса с напарником переглянулись и дружно расхохотались.

— Да ну, не пойму, — сквозь слезы произнесла Алиса, — тоже мне тайна.

Ее рука протиснулась между ног Наташи и та невольно вскрикнула, когда костлявая клешня сдавила ее промежность.

— Все с тобой ясно, шалава, — пренебрежительно сказала Алиса, убирая руку, — ничего, выберемся в более безопасные места, там я найду способ тебя разговорить, не сомневайся. Пока запомни — ты моя падчерица, мы поехали в Хабаровск, но по дороге ты захворала и мы решили вернуться домой. Тебе все время плохо, ты ни с кем не разговариваешь, мало двигаешься и много спишь. Поведешь себя неправильно, знак подашь кому или заговоришь с кем не надо — тут тебе и конец, наизнанку вывернусь, а обратно япошкам не отдам. Сбежать не надейся — я с тебя глаз не спущу. Пока будем добираться до места подумай над тем, что я сказала — глядишь, целее будешь.